Я ей объясняла, что его помощь неоценима, что он всегда любил ее. Просто так сложилась жизнь. Я сказала, что, если бы он не любил ее, разве бы он завещал ей все, что имел?
Я не стала пока акцентировать внимание Нины Максимовны на завещании. Главное я и так знала. Только у меня никак не могло уложиться в голове, как могла столь юная особа ночью участвовать в убийстве собственного отца, а на следующий день преспокойно играть роль бабочки в глупом детском спектакле. Для меня это было загадкой.
Хотя кто ее знает. Ведь шизофрения болезнь непредсказуемая. У девочки нарушена психика. И этим хладнокровно воспользовался взрослый умный и коварный человек, который, как сообщила мне Ленка, собирается жениться на этой юной глупышке. И он бы своего добился, если бы судьба не свела меня и Людмилу Васильевну Скорее всего дело бы на этом не кончилось. Со временем он бы отправил ее в психушку или же, что более вероятно, сделал бы так, что ее внезапная смерть выглядела бы самоубийством. Для врача без совести совершить подобное — раз плюнуть.
— А о семейном положении отца ваша дочь знала?
— Пришлось сказать, почему отец не может жить с нами. Да. Она знала, что у него есть жена.
— Какая? Первая или вторая?
— Мне пришлось рассказать ей все.
«Прекрасно. А адресом она могла разжиться и в паспортном столе», — подумала я.
Дальше наш разговор коснулся талантов и пристрастий Виолетты. Оказалось, что девочка не только поет, но и прекрасно рисует.
Нина Максимовна, захмелевшая и ставшая очень словоохотливой, повела меня в комнату дочери и показала ее рисунки. Меня они поразили. Особенно один. В нижнем правом углу Виолетта написала свое имя и название рисунка. Он назывался «Слухи».
Во весь лист было изображено человеческое ухо. И к нему со всех сторон ползли всякие разные мерзкие насекомые: тараканы, муравьи, клопы, мухи и т, д. У меня даже мурашки побежали по спине. Рисунок был выполнен чрезвычайно талантливо. Я бы в жизни не додумалась, как можно нарисовать слухи. Для меня это понятие сугубо абстрактное. А вот она его запросто материализовала.
Далее мы перешли к обсуждению голосовых данных Виолетты. Ведь Нина Максимовна искренне считала, что я пришла именно по этому поводу. — ; — Это у нее с детства проявилось. Она петь начала тогда же, когда и говорить. Кстати, она неплохо разбирается и в классической музыке, и в современной.
Но мне хотелось говорить именно о том, что меня интересовало. И я всяческими путями возвращалась к разговору об отце девочки и ее отношении к нему.
Поэтому я сказала:
— Вы знаете, Нина Максимовна, я никогда в жизни не видела таких бумажек, которые внезапно делают людей богатыми. Ведь примерно через полгода ваша дочь станет очень богатой невестой.
— Восемнадцать ей исполнится через два месяца. Рано еще ей о замужестве думать, — отрезала женщина. И добавила:
— Да и Дмитрий еще мужчина в соку. Ему жить и жить. Так что богатство на нее свалится в далеком будущем.
Отлично. Нина Максимовна пока еще не знала о смерти своего бывшего любовника. Ничего удивительного. Трубный район города весьма отдаленный, а О третьем квартале и вовсе говорить не приходится.
Если у меня и были какие-то черные мыслишки относительно ее причастности к гибели Захарова, то теперь они испарились, как дым.
— Это я так, к слову. Извините. Мне просто очень хочется взглянуть на это завещание. Вы не можете показать мне его?
Она кивнула, поднялась и, слегка покачиваясь, отправилась в комнату.
И не возвращалась довольно долго.
Когда она вернулась на кухню, у нее было очень удивленное лицо:
— Ничего не понимаю. Я не знаю, куда оно делось. Оно исчезло. Я все перерыла, но его нигде нет. Может, его Виолетта куда-нибудь убрала? Придет — надо будет ее спросить.
С бедной Нины Максимовны даже хмель слетел.
А у меня появилось предположение, почему завещания не оказалось на месте.
Видимо, этот самый Роман полностью контролирует и направляет поведение больной девочки. Он для себя точно решил, когда именно удобнее предъявить это завещание. Когда все утрясется, а дело об убийстве будет закрыто. Хватилась бы Нина Максимовна, а документа нет. Пропал. Никуда заявлять она бы не пошла. Кто бы ей поверил?
Дочь бы поначалу не созналась. А когда ей исполнится восемнадцать, они бы просто расписались и поставили мать перед фактом. И только потом это завещание бы всплыло.
— Вы будете заявлять в милицию? — поинтересовалась я.
— Странно. Об этом меня уже однажды спросила Виолетта:
«Мама, а если залезет грабитель и украдет завещание, тогда же мы ничего не получим?» А я ей ответила, что грабителю эта бумажка ни к чему. А она пристала:
«Ну а все-таки?»
Что я могла ей сказать? Кто мне поверит, что это завещание было? Да меня б в милиции на смех подняли. Разве не так, Татьяна Александровна?
— Скорее всего именно так.
— А может, Виолетта пошутила и просто спрятала его, чтобы меня напугать?
Я пожала плечами. Для себя я решила, что наступил момент истины. Как это ни прискорбно, придется ей сказать о роли ее дочери в гибели Дмитрия Петровича.
Начала я издалека. Я подробно расспросила ее о друге дочери.
Им оказался тридцатилетний врач-психиатр Шаманов Аркадий Олегович.
— Я не знаю, чем он ее покорил. Слащавый такой, как кот мартовский. Ничего мужского в нем, на мой взгляд, нет. Ну, просто он мне не нравится, и все тут.
Я вздохнула глубоко-глубоко и решилась выложить все, что имела за душой.
— Нина Максимовна, вы извините меня, но я вас обманула. Я не из школы для особо одаренных детей.
Она нутром почувствовала, что сейчас я скажу ей нечто ужасное, и вся напряглась. Она молчала и смотрела на меня во все глаза.
— Я частный детектив. Дмитрий Петрович мертв. Ее глаза расширились от ужаса.
— К-как мертв? Что произошло?
— Его убили. Ножом в сердце.
Бедную Нину Максимовну едва не хватил удар. Она побледнела. Руки судорожно мяли кофточку на груди. Ее колотила мелкая дрожь.
— Я… н-не понимаю. П-почему вы тогда спрашивали про Виолетту? Вы… что… думаете… О боже! Как вы могли такое подумать?
— На то есть объективные причины, — сухо возразила я.
— Какие причины? Что вы мелете?! Что дочь убила своего отца из-за денег?! Такое случается только в самых глупых детективах. Вы не имеете права даже думать так. Виолетта не питала к нему родственных чувств. Это правда. Но чтобы убить! Уходите отсюда! Вы влезли мне в душу. А потом наплевали в нее.
