– Я работаю, – холодно ответил Димочка, откатываясь в кресле от стола.
– Давай вместе напишем о политическом строе в России в конце девятнадцатого века. Ты уже выбрал партию?
– Да, анархистов.
– А почему не социалистов?
– Они плохо кончили.
– Анархистов тоже что-то не видно.
– Их зато всегда было хорошо слышно.
Спорить Соне не хотелось. Она положила на стол учебник, с флешкой в руках подошла к компьютеру.
– Все равно тебе нужна пара, кто-то должен быть оппонентом в дискуссии.
Она шевельнула мышкой, не сразу нашла курсор, ухитрилась нажать на клавишу, вновь разворачивая файл с фотографией Тамары.
– Шла бы ты, Мармеладова.
– Падалкин, ты на Тырина не тянешь.
– А ты на мать Терезу.
– Слушай! Ты сам виноват!
Димочка отвернулся и засопел.
Очень хотелось уйти. Поймать где-нибудь Славку и стукнуть по голове тяжелым.
– Она мне очень нравится, – прошептал Димочка. – Зачем она так поступила? Передай ей, что мне плохо.
– Не буду. – Соня закрыла программу с фотографией. – Буду делать с тобой доклад.
– Доклад у меня с Кудрей. Мы уже все обговорили.
Самое время вставать и уходить.
– Я сегодня видела новенького.
– Белозубый красавец с летящей челкой?
– Что-то типа такого.
– Тогда ему вдвойне не повезло. Красавчиков мочат с особым удовольствием.
– Мне не с кем писать доклад.
– Пиши с Тамарой.
– Тамара с Максом.
Димка засопел с удвоенной силой.
– Ты сам виноват, – напомнила Соня, как будто щит перед собой подняла.
Падалкин вздохнул. Тяжело. Было видно, как опускаются его плечи. Но тут он вздернул подбородок.
– Конечно, ты, Сладкова, гораздо красивее всех грузинских царевен, – быстро заговорил он. – Но я правда договорился с Филиппом, мы не можем менять тему.
Падалкин отстранил Соню, дотягиваясь до мышки. На экране выскочила страница социальной сети, курсор пробежал вниз по переписке. Фотография кошки чередовалась с ликующей физиономией Кудри. Мальчишки и правда все успели обсудить.
– Чаще бывай онлайн, все узнаешь не выходя из дома.
– Тогда давай пить чай! – Соня не спешила сдаваться. Она бросила учебник с флешкой в сумку и достала оттуда коробку зефира.
Дима замер. Остановившимся взглядом он смотрел на Соню, словно программа в его мозгу зависла.
– Эй, – щелкнула пальцами Соня, – отомри.
– Да! – вдруг воскликнул Дима. – Мы будем пить чай.
И бросился в другую комнату
Все-таки Соня была права: парни от любви глупеют окончательно и бесповоротно. Она посмотрела на бесконечные стеллажи книг. Бросилось в глаза разноцветное собрание сочинений Владислава Крапивина. Когда-то ей самой очень нравился «Мальчик со шпагой». Стругацкие, Емец, Панов. Одинокая книга Лукьяненко «Мальчик и тьма». Ряды томиков перебила стопка журналов. О фотографировании. А дальше опять Гессе, Мураками…
– Сладкова!
Вспышка ослепила. Дима стоял в дверном проходе, расставив ноги. Фотоаппарат с массивным объективом он держал, как, наверное, в свое время солдаты держали ружья.
– Замри! Стреляю.
Он выглянул из-за камеры и сделал подряд несколько снимком.
– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя фотогеничное лицо?
Соня моргнула раз, другой, прогоняя из глаз желтых зайчиков.
– Только что узнала.
– Зачем тебе Падалкин? – выговаривала ей на следующий день Тамарка. – Ты умрешь с ним от скуки.
Соня грустно кивала, изучая инетовскую страницу. Добрый Дима выложил всю вчерашнюю съемку. Как она стояла около книжной полки, как заваривала чай. Как потом этот самый чай пила. Слил он это почему-то в папку «Моя любовь», куда раньше помещал кошечек с собачками и пару раз Тамаркины портреты. Выходило, что Соня теперь тоже его любовь.
– Это он специально, чтобы тебя позлить, – сказала Соня, закрывая планшет.
Другого объяснения не было.
– Или нас поссорить.
– Надо поговорить со Славой. Пускай он ему сделает внушение.
– Бедная, – скривилась Томка. – Это же он тебя послал? «Миссия невыполнима».
– Как видишь, «миссия провалима». Я доклад подготовила без оппонента.
– Ничего, тебя мальчишки прикроют.
– А еще тебе просили передать, что ему плохо.
– Я учту.
Они ждали урока истории. Фил с Димкой устроились на первой парте напротив стола учителя. Федя с Ванькой заняли средний ряд. Марк расположился на первой парте у стены. Все были в черных форменных пиджаках, отчего создавалось впечатление, что класс перечеркнут черной линией.
– Ребята! – Куратор одиннадцатых вошла в класс, хлопая в ладоши. Собирать ей было особенно и некого – ее и так все были готовы слушать.
– И… – тихо протянул Славка.
– Здравствуйте, Нинель Михайловна! – в один голос поздоровался с куратором класс.
Учительница, задрав голову, посмотрела на своих подопечных. От широкой улыбки по лицу ее разбежались довольные морщинки.
– Какие вы молодцы!
– И… – тихо напомнил Славка, и все сели.
– Садитесь, садитесь, – запоздало замахала руками куратор, а потом сложила их на груди. – Как же мне нравится ваш класс. Какие вы все дружные, помогаете друг другу. И все это искренне, без обмана. – Но тут она что-то вспомнила, бровки ее сбежались, заставив кожу лба собраться некрасивыми складками. – Но знаете… учителя все-таки вами недовольны. Сергей Юрьевич вчера…
Славка поднялся бесшумно, но все головы уже были повернуты к нему.
– Извините, Нинель Михайловна! Если вы хотите сказать о вчерашнем уроке физики, то я уже все решил. Мы говорили с Борисом Бенедиктовичем, обсудили случившееся недоразумение.
– Осторожно!
В распахнутую дверь влетела тряпичная сумка от противогаза, шлепнулась на парту и мягко сползла на пол. Аплодировала только Тамара. Остальные с интересом смотрели на Макса.
– Ой, Нинель Михайловна! Я вас не зашиб?
– Максим, мне твои шутки совсем не нравятся! – ворчливо произнесла Нинель Михайловна.
– Они и мне не нравятся, – проникновенно сообщил Максимов. – Но что поделаешь – традиция.
Он прошествовал через класс, поднял сумку и устроился за партой. Матерчатая ткань сумки была увешана значками и расписана названиями музыкальных групп. Какое-то время еще слышался мелодичный перезвон значков – Макс готовился к уроку.
