— О, даже так?!
— Они посылали мне письма с угрозами, звонили. Я сказал им, что кот всего лишь пользуется своими правами на свободу репродукции. Но однажды ночью они его поймали. Я успел в клинику как раз вовремя. Так что он остался цел. — Джек почесал коту живот. — Тебя ведь не тронули, дружок?
Кот закрыл глаза и заурчал.
Молли с опаской посмотрела на Джека:
— Надеюсь, вы не держите на чердаке мамочку?
— Нет, я отправил ее в пансион. Она распугивала мышей.
— Хорошо.
Джек окинул Молли взглядом. На ней была длинная футболка с подписью на груди: «Революция трансляции не подлежит».
— Спокойной ночи, — сказал он.
Глава 5
Когда Джек на следующее утро спустился вниз, одетый и готовый начать новый день, он чувствовал себя на подъеме. Он набил свои полторы тысячи слов и набросал сюжет трех следующих романов. Сердце его полнилось оптимизмом, счастливыми финалами и хорошими людьми, которых ждет неизбежный триумф. Он потер ладони. Впереди у него был активный день: тай-чи, верховая езда, а затем фехтование. Отчасти упражнения для тела, отчасти материал для романов. Все это делало его широко образованным человеком. Человеком Возрождения. Джек задержался у зеркала, провел пальцем по своему гладко выбритому лицу и одобрительно кивнул. Все помыслы его были только о работе, и это при том, что в его доме жила леди.
— Доброе утро! — жизнерадостно чирикнула Молли, заходя на кухню. Она прислонилась к кухонной стойке, запустила руку в коробку с хлопьями и отправила горсточку в рот. На ней был утренний наряд, состоящий из очень коротких шорт и майки. Джек вытаращил глаза, но тут же напомнил себе о том, что джентльмен не позволит себе так смотреть на даму, и отвел глаза. Он занялся поисками миски и ложки и понял, что Молли как раз стоит перед буфетом, в котором находятся его овсяные хлопья. Он решил ограничиться хлебом с маслом.
Она наблюдала за тем, как он намазывал на мягкий хлеб холодное масло.
— Я вчера вечером прочла одну из ваших книг, — сказала Молли.
Джек скромно поклонился. Он привык к тому, что его хвалят.
— Как вы пишете эту ерунду? — Она перешла на фальцет: — «О, моя любовь, твои изумительные глаза!..»
Джек замер и уставился на Молли. Она улыбнулась. Он заметил, что зубы у нее были мелкие и ровные.
— Во-первых, — сказал он, — мои героини так не говорят, а во-вторых, что вы знаете о романтике?
Джек унес свою тарелку в столовую, где он мог присматривать за Томом, гулявшим в саду. Молли пошла за ним следом.
— Говорят, что романтику придумали женщины. Но в последний раз, когда я проверяла, моя вагина была на месте.
— Я слышал, вы ее обслуживаете ежедневно? — Джек покачал головой и глубоко вздохнул. Он был недоволен собой. К чему этот дешевый выпад? Поведение, недостойное джентльмена.
Молли усмехнулась:
— Даже если бы я находилась в коме моя вагина осталась бы при мне.
Джек задумчиво жевал свой хлеб и смотрел прямо перед собой.
Молли налегала на свои хлопья.
— А вы знаете, что недавно были убиты три женщины, авторы любовных романов. И убили их собственные мужья?
— И что?
— А то, что все это не так уж безобидно. В том, что вы пишете, есть деструктивное начало.
— Я думаю, вы преувеличиваете. Люди читают мои книги, потому что им нравится читать книги со счастливым финалом. Где добро непременно победит зло. По крайней мере, они знают, что здесь, у них в руках, есть что-то, что хорошо закончится.
— Получается, что они все это читают лишь ради хорошего конца?
— Да.
Молли присвистнула:
— Какая напрасная трата времени!
Джек посмотрел на нее со злостью:
— А, еще один фанатик воинства, что сражается против романтики.
— Женщины во имя любви совершали более низкие поступки, чем свиньи перед лицом голода.
Джек прекратил жевать.
— Что, например?
— Например, позволяли мужчинам убивать их собственных детей.
— Это не ради любви, а из страха.
— Нет, страх был потом. А вначале была любовь, романтика, иллюзорная надежда на то, что все у них получится. Это она заставляла их отводить глаза и намеренно не замечать очевидного. — Джек не ответил. Молли наклонилась к нему ближе. — Вы действительно думаете, что, если мужчины будут вести себя как мужчины, а женщины будут пылкими и отважными, но, в конечном счете, всегда готовыми покориться воле мужчины, в мире станет намного проще жить?
— Я не сказал «покориться воле мужчины».
— Я понимаю. Тогда как вы заставите двух людей, каждого со своими собственными желаниями и потребностями, жить вместе? Разве один не должен подчиниться другому?
— Ну, в покорности не все так плохо.
— Ага, вот вы и изменили тактику.
Джек пожал плечами.
Молли покачала головой:
— Не могу поверить в то, что эти женщины настолько глупы, что тратят свои деньги на ваши книги.
— Послушайте, — сказал Джек и выпрямился, — вы и понятия не имеете, что собой представляют «все эти женщины». Вы их не знаете. Вы не знаете, чего они хотят. По большей части они сверх всякой меры загружены нудной домашней работой, и это после всех разговоров о равенстве полов. Они тянут на себе дом и при этом еще умудряются толкать своих мужей вверх по карьерной лестнице, растить детей и к тому же более чем в пятидесяти процентах случаев еще и зарабатывать деньги для семьи. И эти женщины прячут купленные ими книги в кладовку, чтобы, не дай Бог, не увидели домашние, потому что, несмотря на то, что у их детей есть миллион игрушек, а у их мужей миллион всяких модных технических безделушек, им неловко потратить пару баксов себе на книгу!
Молли широко распахнула глаза:
— Bay, как трогательно! Я понятия не имела, кто вы. Но теперь я знаю.
Джек сдержанно кивнул.
— Домохозяйка средних лет, — сказала Молли.
Джек отодвинул стул и встал.
— Послушайте, выпускники Гарварда пишут эту, как вы изволили выразиться, «ерунду». И зарабатывают на этом миллионы.
Молли, впечатленная, приподняла бровь:
— Ну, если с этой стороны посмотреть…
— Но у них есть кое-что такое, чего нет у вас, — добавил Джек.
— И что это?
— Сердце, способное биться.
Он собрал свою стопку любовных романов, завернутую в коричневую оберточную бумагу — человеку незачем нарочно растравлять себе раны, — и вышел из столовой.