Я уже собиралась уходить, как вдруг спохватилась:
– А мне ничего нет? – И назвалась.
Женщина смотрела почту для меня, а сзади завозмущались:
– Сколько можно?
Я пожала плечами. И еще раз подумала: странное место – почта! И тогда я сделала нехорошее дело. Взяла и подсмотрела на конверте адрес женщины, стоявшей позади меня. Отправлю ей поздравление. Вдруг у всех много радости, а у нее – мало?
Писем для меня не было. И неудивительно, подумала я. На улицах разворачивали елочные базары. Мне показалось, что рановато – ну кто будет наряжать елку в начале декабря? До Нового года она десять тысяч раз осыплется. Но я подходила к елкам, чтобы понюхать их – так здорово они пахли хвоей и лесом.
Какой-то мальчик крикнул мне на ходу:
– Привет, Мика!
Я приветственно подняла руку и улыбнулась. Наверное, он из тех, с кем мы строили снежные крепости.
В магазине просто глаза разбегались. Казалось, он до самого потолка был напичкан Новым годом. Хотелось купить все и увезти с собой на огромном грузовике. Играла рождественская музыка, пел детский хор. Это было странно для большого магазина. Чаще всего в таких местах звучит реклама: заходите! берите! уходите! А тут так здорово…
В канцелярском отделе я набрала несколько рулонов разной гофрированной бумаги, ее так здорово было щупать. Хороший резак, несколько ножниц, клей, тонкая бумага для снежинок, краски для стекла, пластилин, отвердевающий пластик… Я взяла массу нужных вещей – все не перечислить. Теперь мы со Светкой не пропадем!
Еще мне хотелось найти подарки незнакомым людям. Я случайно наткнулась на маленькие новогодние кружки. На них были нарисованы гномики и снеговики. Много гномиков и снеговиков. То они ехали на санках, то играли в снежки, то водили хороводы вокруг елки. Они были ужасно славными и стоили по пятнадцать рублей за кружку. Да, пусть небольшую, всего сантиметров пять высотой, зато какую! Я воровато оглянулась: не покушается ли на эти кружки кто-то еще? Но поблизости никого не было, и я сгрузила себе в тележку все десять штук. И была так довольна, как будто нашла золотоносную жилу. В результате денег осталось совсем немного, и я печально вздохнула.
Дома для нескольких поздравлений решила вырезать красивые и сложные снежинки. Нашла и распечатала схемы в Интернете. И для новогоднего настроения включила первую часть фильма «Один дома». Мне всегда нравился этот фильм – и первая, и вторая части. В нем было правильное новогоднее настроение. С волшебством. С дружбой. Снежный и правильный фильм. И совсем малявка Маколей Калкин. Сейчас-то он, наверное, вполне себе дяденька.
Работа со снежинками оказалась тонкой, требовала внимательности, и поначалу у меня совсем ничего не получалось. Я с удовольствием погрузилась в это рутинное вырезание. Больше всего мне нравилось разворачивать получившиеся снежинки. Они шуршали, зацеплялись тонкими полосками за пальцы и получались такими удивительными, что даже не верилось, что я их сделала. Фильм закончился, за окном темнело. Я быстро оделась и помчалась в гости к Маше. Честно говоря, я думала, что никогда к ней больше не пойду – такой случайной и необычной показалась мне эта встреча. Но нет – меня вдруг снова потянуло в эту захламленную квартиру, где знают ответ на любой вопрос. Дверь была открыта, я осторожно зашла, показала кошкам кошачий корм, который я принесла им в подарок. Они приветливо подняли хвосты, все трое. Хвосты были похожи на дым из печных труб в сильный мороз. Я сняла куртку, покормила на кухне котов. Заглянула к Маше. Та работала.
– Привет, Маш! Сварить тебе кофе?
Маша выглянула из-за мольберта, сказала:
– Привет, Мика. Свари. И прихвати какой-нибудь еды.
Ну, нормально, подумала я. А Маша вдруг как крикнет на весь дом:
– Витя!!!
Я аж подпрыгнула от неожиданности. Маша еще раз крикнула:
– Кофе будешь?!
– Кто такой Витя? – испуганным шепотом спросила я.
– Мой муж, – сказала Маша. – Он тоже художник. Работает в соседней комнате. Мы редко видимся.
– Не надо! – прорычали из соседней комнаты, и Маша кивнула мне:
– Вите не надо.
Я стояла с открытым ртом.
– У тебя есть муж?! – Маша в ответ пожала плечами. – А дети?!
Маша отодвинулась от рисунка и порылась в ящике стола. Достала рисунки, протянула мне.
– Это Ваня, а это Иринка. Они выросли. Сейчас живут в другом городе. Фотографий мы не делали, не любим фотографировать.
– Ну вы даете! – выпалила я и ушла на кухню варить кофе.
Порылась в холодильнике и выставила на поднос: виноград, плесневелый сыр нескольких видов (не то чтобы он заплесневел в холодильнике от старости – он был недавно куплен!), сделала бутерброды с колбасой, маслом и огурцами. Разлила по кружкам дымящийся кофе.
– Неплохо, – одобрила еду Маша. – Где ты раздобыла все это добро?
– У тебя в холодильнике.
Мы уселись на заляпанный красками диванчик.
– Ставь поднос на стол, – кивнула Маша.
На журнальном столике лежали рисунки.
– Черновики, – объяснила Маша.
Я аккуратно поставила поднос на край стола, отодвинула рисунки и только потом пододвинула поднос.
– Надо знать цену вещам, – хмуро сказала Маша. – И надо учиться их не ценить.
– Зачем – не ценить? – спросила я.
– Чтобы уметь уходить прочь, не оборачиваясь, – объяснила Маша. – Смотри.
Она потянулась далеко к тумбочке, достала большой лист.
– Это иллюстрация на целый разворот, – объяснила она. – Без текста.
Место для рисунка было очерчено карандашом, за границами рисунка остались пересечения карандашных линий. На самом рисунке была ночь. А по центру листа ехал освещенный троллейбус. Внутри было тепло и уютно. Люди пили чай со свежеиспеченными булочками. Улыбались друг другу, узнавали друг друга. Падал снег. Водитель напевал под нос песенку. В кабину к нему заглядывал любопытный мальчишка. На улице зима, а он стоял, одетый в шорты, гольфы, сандалии и полосатую футболку с якорьком. Троллейбус ехал вдалеке, и я не знаю, как мне удавалось увидеть то, что творилось внутри вагона.
– Спасибо, – сказала Маша. – Без тебя этой вещи бы не было.
Я засмущалась, отдала иллюстрацию и вцепилась в бутерброд. Почему-то мне хотелось плакать. С девчонками так иногда бывает.
– Твой день прошел не зря? – спросила Маша.
Я пожала плечами и задумалась. Что я сделала за сегодня? Ну, сходила в магазин. Отправила новогоднюю почту. Появились ли в моем дне новые люди? Смогла ли я удивить сама себя? Приблизила ли Новый год? Получалось, что не очень.
Маша сидела молча и не мешала мне думать.
А потом предложила:
