– Нет, ты не подумай…
Он закусил край нижней губы, не переставая улыбаться.
– Я знаю и другие слова… – добавила я.
Он посмотрел на меня и захохотал. Но совсем не обидно. Я рассмеялась с ним вместе. Работники почты собрались кучкой и обсуждали нас, тыкая пальцами. Очереди нарастали, но вели себя тихо – чувствовали, что происходит нечто особенное. Я даже не сердилась на то, что нас обсуждают. В конце концов, они это заслужили. Не в плохом смысле заслужили – в хорошем, конечно…
– Я Мика, – сказала я.
– Ну, нет! Это я – Мика!
Мальчишка не переставал улыбаться. А я чуть не задохнулась от негодования. Он что, издевается?!
– Ты шутишь, да? – как можно дружелюбней спросила я.
Мальчишка потрепал меня по шевелюре. Я немного присела.
– Вот те раз! – сказал он. – Еще бы я шутил! Был Микой, остаюсь Микой, буду Микой, и ничего с этим не поделаешь!
Я удивилась:
– Тебя что же, тоже зовут Мишель?
Мика сморщил нос, не переставая улыбаться.
– Это тебя зовут Мишель, – сказал он. – А меня зовут Мика.
Мне хотелось сказать что-то дурацкое, вроде «Чем докажешь?».
Но Мика без слов протянул мне свидетельство о рождении. В нем так и было написано: «Мика».
– Мика Сергеевич, значит, – хихикнула я.
– Что ты дальше читаешь! Ты читай положенное и давай документ сюда. – Мика хищно захватил свидетельство, сложил вчетверо и спрятал его в задний карман брюк. – Ты, наверное, еще и серию и номер запомнила?
– Да, я наблюдательная, – сказала ему я. Было такое чувство, будто началась игра, в которой я только-только начинаю понимать правила. Но новичкам везет, и я веду.
Нам нужно было многое обсудить. Мы были словно два разведчика, случайно встретившихся на вражеской территории. Не сговариваясь, мы сели за почтовый стол переговоров и стали листать книгу подписки на периодические издания. Время от времени мы отрывались от перелистывания и настороженно переглядывались друг с другом.
– Мы должны как-то различаться, – шепнула я.
– Мы различаемся, – шепнул в ответ Мика. – Я мужского пола! Почему мы перешептываемся?
– Вдруг что, – шепнула я, и Мика важно закивал, а потом снова заулыбался.
– Вдруг что, – подтвердил он. – Ты предусмотрительная.
– Пусть у тебя будет две буквы «к», – предложила я.
Не знаю, почему меня так озаботило то, что у него мое имя. Собственно, что такого? Вот если бы меня звали Женя, и его звали Женя, то ведь не было бы ничего удивительного. Я бы даже не предложила, чтобы в его имени появилось лишнее «н»…
– И куда ты добавишь это «ка»? – заволновался Мика, заерзал на месте. – В хвост?
– В какой хвост?! – крикнула я так, что все на почте на нас оглянулись.
– Тссс!!! – зашептал Мика и накрыл меня сверху своей курткой, как попугая на ночь. Куртка пахла по-мальчишечьи. – Ты чего орешь? В хвост имени, конечно.
– Микак? – сморщившись, сказала я.
– Микак! – гордо сказал Мика. – Ты сама предложила. Ради тебя я готов.
– Ну, я имела в виду, чтобы тебя звали Микка, – насупилась я. – Чтобы нас различать…
– Мне не жалко! – разрешил Микка.
И теперь я его буду называть так. Потому что я и сама запутаюсь, если он будет мною… То есть будет зваться, как я… Точнее…
– Я же ради тебя пришел сюда, – добавил Микка. – Я же ради тебя стоял здесь. Я футболку сделал. И ты же ради меня пришла сюда…
Я нащупала в сумке конверты и опустила глаза.
– Не ради меня? – вроде бы по-настоящему удивился Микка. Но я знала, что он не всерьез. Я вообще откуда-то знала, как на него реагировать, и как ему отвечать, и что он имеет в виду. Это было интересно.
И я потащила его за руку:
– Пойдем, встанем в очередь, мне надо отправить письма.
Микка вопросительно посмотрел на меня. Вздохнув, я показала конверты.
– И это все разным людям?! – удивился Микка. – И в каждом письме «привет»? Уууу…
Видимо, это обидело Микку. Я поспешила объяснить про новогодние поздравления. И что конверты у меня без марок, а купить их мне лень, потому каждый раз я хожу на почту. И сказала, что привет достался только ему, и никому больше. И Микка честно признался:
– Это так здорово.
Я кивнула. Мы стояли в очереди и рассматривали открытки, обсуждая их. Микка возил по стеклу пальцем. Я говорила:
– Ну что ты! – и опускала его руку.
– Мне бы тоже хотелось вот так вот – отправлять незнакомым людям поздравления, – говорил Микка. – Или специально бабушкам отправлять. Они ведь очень растрогаются. Пойдут, мандаринов купят. Или мягких пряников. Чаю себе нальют. Очки наденут и будут мою открытку много-много раз пересматривать. То с одной стороны посмотрят, то с другой. То вверх ее поднимут, чтобы на лампочку сквозь открытку посмотреть. Ну, вдруг есть какие-то водяные знаки. А лампочки у них, конечно, энергосберегающие, потому что они экономят. А чай у них обязательно в заварнике, а не в пакетиках. И вот на десятое прочтение моей открытки они прослезятся. Потом вытрут слезы и спокойно почитают несколько раз. А будут засыпать – вспомнят мою открытку и опять прослезятся. Бабушкам хорошо отправлять, не то, что дедушкам.
– А дедушки что будут делать? – вполголоса поинтересовалась я.
– Дедушки – они в кулак покашляют и отдадут открытку бабушкам.
– Ну да, они такие, – согласилась я.
Подошла наша очередь, я отправила свои и Светкины открытки. Как обычно, спросила, нет ли чего-нибудь для меня. Женщина в окне что-то поискала, а потом неожиданно закивала:
– Есть. Посылка. Большая.
– Большая посылка?! – я посмотрела на Микку. – От тебя, что ли?
Микка завертел головой:
– Я сам – посылка. Я ногами пришел.
– Странно, – сказала я. – А от кого тогда?
Я спросила у женщины:
– А от кого?
Та повертела извещение в руках и сказала:
– Не подписано.
– Хорошо, – кивнула я. – Давайте.
Но где там! Дальше было как в мультике. Посылка есть, но мы вам ее не отдадим… А все потому, что я, видите ли, маленькая (это я-то маленькая?!), паспорта у меня еще нет, потому мне за посылкой вместе с родителями приходить надо… Я жалостно попросила, можно ли без них, и тогда нас с Миккой позвали в какой-то кабинет, мы поговорили с «главным почтальоном» этой почты, потом позвонили моему папе. Лишь тогда отдали посылку, строго приказав никому об этом случае не рассказывать. А посылка была огромной! Почти с меня ростом. А еще и тяжелой.
