Леди скучала.
Робин присел на скамью и закурил.
Из подъезда вышла красивая девушка. Очень красивая. Он ее уже где-то видел…
Да что это с ним сегодня? Он всех узнает.
Девушка посмотрела на него и прошла мимо. У нее были очень красивые губы. И она была похожа на Эмми Стюарт. Он совсем недавно видел ее портрет. Вернее, его репродукцию.
Он вздрогнул. Девушка была похожа на Эмми как две капли воды. Он знал, почему тогда заинтересовался этим портретом.
Потому что он знал, кто его купил.
Год назад точно так же была куплена другая картина. Картина, за которую заплачено слишком дорого.
Ему захотелось предупредить девушку об опасности.
Она шла улыбаясь. Стройная и красивая. Ее фигурка скрылась за углом. Он побежал за ней, но вспомнил о Кате.
— Ты все придумываешь, — сказал он себе тихо и вернулся во двор.
К толстушке присоединилась подруга. Они оживленно обсуждали какое-то событие. Он прислушался, потому что ему показалось, что они назвали Катеринино имя.
Так и есть: «Сашка вылетел, как псих… Вроде Катю убили…»
Он подскочил. В пальцах появилась дрожь. Ее больше нет. Он пошел прочь, повторяя, что Катерины нет. Это его судьба. К этому надо привыкнуть.
Но как ему не хочется! Как ему надоело привыкать к боли!
* * *
Меня не покидало чувство опасности. Можно было вернуться домой. Уйти от реальности с помощью музыки и чашки крепкого кофе. Но по дороге находился музей… Именно там произошло нападение на бедную нарисованную графиню…
Я толкнула массивную дверь и оказалась перед ведущей вверх лестницей.
Билеты стоили недорого. Тем не менее я была в музее чуть ли не единственной посетительницей. Пара пожилых супругов, мама с девочкой, я да молодой человек небольшого роста, появившийся после меня…
Я бродила по залам, чувствуя, как тревожные колокольчики прекращают свой безумный трезвон в моей утомившейся от размышлений голове.
Я нашла свою любимую картину и остановилась.
Серые сумерки. Ветер гнет деревья с жестокостью варвара, дорвавшегося до власти. Безнадежность. Тоска. А мне спокойно. Наверное, потому, что я не там. Я здесь.
В теплом уюте музейных стен. Здесь мне ничего не угрожает.
— Левитан… — услышала я за своей спиной, — «Буря. Дождь».
Я обернулась. За мной стоял тот самый бородатый молодой человек, вошедший в музей позже меня.
— Не правда ли, странная для Левитана картина? — улыбаясь, продолжал он. — Солнечный художник. И вдруг — такое мрачное мироощущение!
Я пожала плечами.
— Когда он это писал, он был болен, — ответила я. — Расстройство психики, знаете ли…
Он кивнул. «Немножко странный тип», — подумала я. Как будто он доволен тем, что Левитан написал свою самую грандиозную работу, находясь на грани безумия.
— Вы похожи на Эмми Стюарт, — сообщил странный тип, развернулся и пошел прочь.
Никакой Эмми Стюарт я не знала. Удивленно посмотрев вслед его удаляющейся фигуре, я вздохнула.
Он нарушил возникшее ощущение покоя. Иногда случайный гость твоего сознания будит ненужные эмоции сильнее, чем давний знакомец, с которым связаны неприятные воспоминания…
Бросив на картину прощальный взгляд, я вышла из музея.
Молодой человек шел передо мной. Я посмотрела ему вслед. Он обернулся, помахал мне рукой и исчез за поворотом ограды.
Я пожала плечами.
Однако — сколько в Тарасове чудаков!
* * *
До дома я добралась неожиданно быстро. Сейчас я задумчиво сидела, помешивая ложечкой кофе, и пыталась связать воедино все сведения, немилосердно свалившиеся на мою голову.
Телефон зазвонил некстати. Я как раз почти связала Алексанова и Ксению, как тут он и позвонил. Алексанов собственной персоной. Куда уж ему больше богатеть, даже и не знаю.
— Как дела? — оглушил он меня раскатистым своим басом. Я, впрочем, осталась равнодушной и не затрепетала.
— Как сажа бела, — ответила я немного нахально. Он удивился. По всей вероятности, ему хамили редко. Он обдумывал, как отреагировать, но решил, что я ему еще полезна.
— Вы его выследили?
— Нет, — ответила я, — мне помешали.
Он удивился.
— Кто? — спросил он после минутного замешательства. — Как он выглядел? Вы можете его описать?
— Красавец. Высок, строен, похож на Алена Делона. В руках держал томик сонетов Шекспира. Одним словом, типичный гоблин… — сообщила я.
Мне показалось, что имя Шекспира подействовало на моего собеседника странно. Он затаил дыхание. Потом тихо переспросил:
— Томик кого?
— Шекспира, — повторила я.
— Откуда он взялся? — спросил Алексанов.
— Шекспир? Или мой неведомый поклонник?
— Ваш преследователь…
— Это вы у своего друга Брызгалова спрашивайте.
Он опять замолчал. Потом промямлил, что позвонит мне попозже, и повесил трубку.
Я пожала плечами. Попозже — так попозже. Я попозже намеревалась быть в Адымчаре.
Только там, сочетая полезное с приятным, я могла узнать то, что сейчас было старательно завуалировано.
* * *
Алексанов вытер со лба пот. Так. Случилось то, чего он опасался. Брызгалов все-таки вмешался.
Алексанову стало совсем плохо, когда он представил, чем это может обернуться. Впереди — предвыборная кампания. Надо же было всему этому случиться именно сейчас!
И эта девица… Как она могла упустить шантажиста? И что она узнала такое про Шекспира? Ведь не зря же она намекнула ему на сонет. Уж не связалась ли она с шантажистом? А если связалась, получается, что шантажисту известно очень много…
Впрочем, здесь он виноват сам. Ведь это благодаря его просьбам Елена нашла ему женщину-детектива. Он сам хотел, чтобы это была глупышка.
Он нажал кнопку вызова. Елена выросла в дверях.
— Соедини меня с Брызгаловым, — приказал он.
Она кивнула. Потом сказала:
— Кстати, Виктор Степаныч… Я сегодня видела того парня. Который тогда принес этот ваш стишок. Помните?
От ее цепкого взгляда не укрылось, что Виктор Степанович побелел как полотно. Она улыбнулась. Ей нравилось, когда ОНИ боялись. Ей это очень нравилось.
Она вышла, закрыв за собой тихо дверь. Чтобы не мешать ему бояться.
Глава 10
Моя машина мчалась по дороге в сторону Адымчара на сумасшедшей скорости. Проехав почти сотню километров, я взглянула на часы. Слава богу, было еще около четырех. Через полчаса я должна быть в Адымчаре. Засветло. Я смогу осмотреть окрестности алексановской дачи.
