— Даже не знаю как объяснить, на ней еще слова из песни
написаны, ну старой такой веселой песни, телки и теперь ее поют, по радио
слышал да видел по телеку. Хорошая песня, — он махнул рукой, — забыл, короче.
— Ладно, фиг с ней, с песней, что дальше с вами было?
— Ну, мы с Рябым пару телефонов еще прихватили, сложили в мешок
и вынесли на другую сторону двора. Я машину уже поймал, мужика уговорил отвезти
меня в город, а тут Рябого жадность одолела, задумал вернуться. Часы с убитого
снять забыл. Говорит: “Не было еще такого, чтобы я рыжье ментам оставил, все
равно ведь с трупа помоют.” Ну пошел он и, как накаркал, — вот они менты. Рябой
стрелять начал. Они в него. Я не стал дожидаться и водиле ехать велел. Он
затрясся весь и так дал по газам, что мигом домчал в Сокольники. Там я весь
мадеполам и сгрузил. Схоронил на хате у бабы своей одной, куртку тоже оставил
там, другой прикид накинул и подальше дернул.
— А Рябой что же, не обиделся, что ты его бросил? —
поинтересовалась я.
— С того света об обидах не сообщают, — спокойно ответил
Лавр. — Пристрелили его менты. Я точно потом узнал.
— А Васька твой жив? — спросила я.
— Если бы, — нахмурился Лавр. — Он после того как сбежал,
там же, ну не у себя в доме, а по соседству с тем особняком и залег. Только
нашли его.
— И тоже?
Лавр не ответил, вздохнул и пожаловался:
— Курить хочу, а парализованным этого нельзя…
Я достала из машины пачку и самолично закурила для него
сигарету. Он несколько раз жадно затянулся, оглянулся воровато, не видит ли
кто, и с благодарностью сказал:
— Спасибо, — и ту же продолжил: — Нашли Ваську эти фраера и
страшно пытали. Уж что им от него нужно было, не знаю, но догадываюсь теперь —
то же, что и от меня.
— А что им нужно от тебя?
Лавр продолжил, словно и не слышал вопроса:
— Как узнал, что пытали Ваську, сразу дернул в Змеевку свою
родную, к сестрице троюродной, и там залег. Но и там меня нашли, уж как, не
знаю. Может у них там в доме телевизионные камеры были или что другое, только
портреты наши они срисовали. Это точно. Иначе как нашли?
Дальнейшее я уже знала, а потому сказала:
— Ты через подвал ушел, в котором ход прорыл, и под братца
парализованного закосил. О братце от сестрицы узнал.
— Да, узнал, ушел и закосил на свою голову. И фраера меня
здесь не беспокоят, но и сам сижу в ловушке и как выбраться голову ломаю…
Было очевидно, что Лавр этот и в самом деле настрадался, о
чем не дурак поговорить, но у меня на пустые разговоры времени не было, потому
прямо и спросила:
— Так что эти фраера с автоматами от тебя хотели? Говори, не
юли, если на помощь мою рассчитываешь.
Лавр оживился.
— Рассчитываю, очень рассчитываю, — подтвердил он. — А
хотели от меня дискету какую-то, я тогда и не знал, что это. Кричали, отдай и
проваливай на все четыре стороны.
— И ты отдал?
— Ага, нашла дурака. Во-первых, я сказал уже тебе, что весь
мадеполам на хате сгрузил и переоделся, а во-вторых, верить этим фраерам, — о
себе не заботиться. Так они меня живым и отпустили бы…
— Да что же это за дискета такая, из-за которой тебя гоняют,
как таракана по коридору? — удивилась я.
Лавр руками развел:
— Сам не знаю. До того и слова такого не слыхивал “дискета”,
а потом, когда фраера эти позорные закричали, чтобы отдал дискету с надписью,
где слова из песни, то сразу понял о чем речь. О той штуковине в коробочке, что
была в кармане у трупа в офисе. А дискету эту, блин, у бабы в своей куртке
оставил, когда модапалам ей сваливал.
Я испугалась:
— Так ты что, потерял дискету?
— Обижаешь. Нашел эту дискету, так и лежала в куртке она.
Нашел и подумал: припру фраеров, пусть деньги платят за нее. Прикинь, какие
деньги они на наши поиски, на бойцов-автоматчиков и все такое прочее запалили.
Не бедные, видать, фраера и дискетка им, видать, позарез. Решил: в крайнем
случае жизнь свою на эту дискету обменяю.
Я тут же предположила, что теперь он будет просить меня
вести переговоры по продаже дискеты, сам-то к постели парализованного прикован
да и не рискнет из-под охраны выходить.
Сначала я струхнула. “Ха, — подумала я, — не стану вести
переговоры. Из одного дерьма еще не выбралась, а он уже тащит во второе.”
Но тут меня осенило: а зачем переговоры с кем-то вести?
Скажу ему, что веду, а сама дискету у него выдурю и посмотрю что на ней, раз
такой сыр-бор разгорелся. Бесплатно он вряд ли дискету отдаст, но и много не
запросит. Особенно, если будет думать, что, продавая дискету, покупает свободу.
Пока я на мысли свои отвлеклась, Лавр замолчал,
закручинился, о чем-то тоже призадумался.
— Так где же дискета? — спросила я.
Лавр вздрогнул, горестно вздохнул и ответил:
— А нет ее.
Я разволновалась:
— Как — нет? Где же она?
— Не знаю, — Лавр беспомощно руками развел. — В шкаф ее
сунул, уже когда поселился у братана, у Федота. Думал, устаканится все, а потом
начну способ искать как без риска связаться с фраерами. Только недавно дискета
пропала. Исчезла из шкафа.
— Как это пропала? Как исчезла?
— А вот так! — зло выкрикнул Лавр. — Пропала. Одеяло Любкино
в шкаф прибыло, фуфайка ментовская тоже появилась, а дискета пропала.
Ох, как я рассердилась!
Что же этот болван уже не мог дискету так схоронить, чтобы
ее не нашли?
Ха! В шкаф сунул! Еще бы на порог положил. Видит же сам, что
не дом, а двор проходной, и всяк в этот шкаф залезть норовит.
— Да почему же ты ее в более надежное место не определил? —
возмутилась я.
— Да нет там надежного места, везде бабы нос суют. Ты была в
этой квартире?
В квартире парализованного я не была, а потому промолчала.
Зато взорвался Лавр.
— Там, кроме кровати, стол, стул, да шкаф и больше нет ни
шиша. Куда, по-твоему, я должен был спрятать дискету?
Для дискеты места я не нашла, а потому сразу повела
расследование:
— Да кто к тебе вообще заходил в тот период, когда пропажа
произошла? Напрягись, вспомни, ведь не иголка дискета.
Лавр призадумался.
— По нескольку раз в день на дискету ту глядел, — пробурчал
он. — Каждый день глядел.
