— Эрвин… — Она хотела спросить у него об этом, но он заговорил почти одновременно с ней:
— Как-то раз после нашего приезда в Каслстоув ты сказала, что по-прежнему любишь меня. Но потом, в отеле, заявила, что не любишь. Какой версии я должен верить?
— Первой. — Джоан положила голову ему на плечо. — Тогда, в отеле, я знала, что ты презираешь себя за то, что занимался со мной любовью. И презираешь меня за то, что я позволила тебе это. И я должна была сказать что-то такое, что остановило бы нас обоих.
Она уже едва владела собой. Желание почувствовать его руки на своем теле, губы на своих губах, слиться с ним воедино, ощутить его плоть внутри себя, услышать слова любви лишало ее последних остатков самообладания.
Рука Эрвина, которая поглаживала ее живот, внезапно замерла. И в душу Джоан снова закрался страх. Но Эрвин тихо произнес:
— Ты простишь меня? Сможешь когда-нибудь простить за то, что я отказывался выслушать тебя, называл лгуньей?.. Поверь, я был тогда словно сумасшедший.
— О, дорогой… — Джоан обняла его за шею и прильнула к его губам. — Конечно, я тебя простила. Я понимаю, что ты должен был чувствовать. Я и сама столько раз вела себя ужасно!
— Я не заслуживаю твоего прощения. — Голос Эрвина звучал слегка хрипло, но его рука, которая вновь принялась поглаживать ее живот, делала это очень мягко и осторожно. — Но я обязательно добьюсь этого. Я буду любить малыша как своего собственного. Не ради тебя и не ради Тома, а ради него самого.
Слезы покатились по щекам Джоан, и Эрвин принялся осушать их поцелуями. Она ощутила, как он вздрогнул всем телом, когда нашел ее губы и нежно раздвинул их языком. Ее последняя связная мысль была о том, что Саманте уже не нужно искать подходящего случая для откровенного разговора.
Эрвин сам избавился от былой ревности и наконец ощутил себя полноценным человеком. За это она любила его еще больше, восхищалась им еще сильнее.
— Ты так прекрасна! — прошептал он голосом, прерывающимся от желания. — Позволь мне доказать, как сильно я люблю тебя! — Эрвин взял ее руки в свои и медленно поцеловал каждую ладонь. Затем взглянул ей в лицо, и в глубине его дымчато-серых глаз отразились свет звезд. — Покажи, что ты меня простила!
У Джоан перехватило дыхание. Она не могла произнести ни слова. Просто обвила руками шею Эрвина и начала осыпать его лицо поцелуями, на которые он отвечал с той же страстью. Все так же, не говоря ни слова, они принялись лихорадочно срывать друг с друга одежду, пока между их разгоряченными телами не осталось никаких преград.
Джоан словно лоза обвилась вокруг него, желая полностью слиться с ним. Внезапно она почувствовала, как Эрвин напрягся, и на секунду испытала знакомый страх. Но он лишь прошептал:
— Мы должны позаботиться о ребенке. Я боюсь причинить вред тебе или ему. Ты поможешь мне сделать это?
Джоан еще крепче обняла его, чувствуя себя в раю. Никакие чары не могут уменьшить его любовь к ней… и увеличить тоже!
12
Закатное солнце висело совсем низко, отчего окрестные холмы отбрасывали лиловые тени в долину. Джоан была в кухне и занималась приготовлением ужина: моллюски с чесноком и лимоном, переложенные веточками петрушки. Но почти каждую минуту она поглядывала через окно на внутренний дворик, где Эрвин поливал из шланга цветы, одетый лишь в шорты и сандалии.
Боже, как же она любит этого человека! За те два дня, что они провели здесь, их чувства возродились с новой силой. Это ощущалось в каждом прикосновении, каждой ласке, каждом взгляде и слове, которыми они обменивались. Их любовь была вдвойне драгоценной, после того как они едва не потеряли друг друга навсегда…
— Может, останемся здесь до рождения ребенка? — спросил Эрвин, когда они утром обсуждали, что нужно сделать с запущенным садом, но так, чтобы никуда не выбираться из своего райского уголка. Он стоял позади Джоан, его руки нежно сжимали ее груди сквозь тонкий хлопок голубого летнего платья, под которым ничего не было.
— А ты не возражаешь? — Джоан запрокинула голову и провела губами по его шее, чувствуя, как ее груди соблазнительно выступают над его ладонями.
— Нет, я считаю, что так было бы лучше всего. Ты любишь это место, и у меня оно вызывает восхищение. Мы можем как-нибудь потом съездить в Каслстоув, а заодно посмотреть, все ли в порядке у наших мам. Можем даже встретить там Рождество. К тому же я решил, что вполне могу следить за делами фирмы отсюда. А большую часть времени мы посвятим тому, что будем делать детей. — Его дразнящий голос доходил до потаенных глубин ее души, и она трепетали от радости. — Как тебе это нравится?
Она повернулась к нему лицом, щекой прижалась к его груди и прислушалась к биению сердца.
— Я хочу подарить тебе множество детей, — прошептала она. — Дюжину!..
Сейчас она смотрела, как он сматывает шланг, и игра мускулов завораживала ее. Он был так прекрасен!
Джоан закончила перемешивать салат, когда Эрвин вернулся в дом. Он на минутку заглянул к ней и сразу отправился в душ, а она тем временем принялась жарить моллюсков.
В этот момент зазвонил телефон. Джоан вытерла руки и сняла трубку аппарата, висящего на стене.
— Ну что, ты достала их? — раздался голос Барни.
Сердце Джоан на мгновение замерло, затем словно пустилось вскачь.
— Где ты? — спросила она холодно, несмотря на то что ее всю трясло. Все шло так прекрасно, Эрвин был настолько любящим, внимательным и заботливым, что она совершенно выбросила из головы и требования Барни, и его самого тоже. Ей даже захотелось швырнуть трубку, чтобы таким наивным, детским способом убедить себя в том, что его не существует.
— Близко, — ответил Барни. — Прямо сейчас я вижу твой дом со стороны входа. Милое местечко. Заслуживает того, чтобы кинуть парочку бомб. Итак, когда и где мы встретимся?
У Джоан желудок свело судорогой, мысли словно заволокло пеленой. Но она должна была что-то ответить, и побыстрее. Эрвин мог прийти в любую минуту.
Она перевела взгляд на входную дверь и сказала:
— Стало быть, ты видишь решетчатые ворота в стене. Сумка с деньгами будет возле них завтра на рассвете…
Джоан повесила трубку в тот самый момент, когда вошел Эрвин и удивленно посмотрел на ее лицо, покрасневшее от гнева и чувства вины.
— С тобой все в порядке? — Глаза его сузились. — Кто это звонил? Плохие новости?
Она должна взять себе в руки. Перестать дрожать. Придать себе обычный беззаботный вид. Джоан глубоко вдохнула и сказала первое, что пришло ей в голову:
— Никаких плохих новостей. Просто… агент напоминает, что я должна прислать развернутый план будущей книги.
— Дорогая… — Эрвин подошел ближе, и его улыбка едва не заставила ее заплакать. — Не давай им так на тебя наседать. — Он обнял Джоан, и она с благодарностью опустила голову на его широкую грудь.
