– Я намерен трогать её не только пальцем…
– Жак! – резко воскликнула Талия, понимая, что француз просто дразнит Габриэла.
– Прошу прощения, та petite, – извинился Жак и посмотрел Талии за спину. До неё донёсся звук шагов. – Андрэ проводит вас в ваши покои.
Талия даже не обернулась. Она прекрасно знала молодого худощавого солдата, который часто останавливался поговорить с ней во время её прогулок по саду. Андрэ всегда был очень добр, однако в его преданности Жаку Талия не сомневалась.
– Как вы намерены поступить с моим мужем?
Жак пожал плечами:
– Пока разместим его в наших роскошных подвальных апартаментах.
Талия закусила нижнюю губу.
– Поклянитесь, что не причините ему вреда.
– Во всяком случае, пока он останется в живых. – Жак бросил на Габриэла взгляд, полный откровенного презрения. – А потом… не знаю. Не хочу ничего обещать. – Вскинув изящную руку, Жак подал знак стоявшему за спиной Талии солдату. – Андрэ, позаботьтесь о нашей гостье.
– Нет… стойте…
Однако Андрэ без всякого предупреждения обхватил её за талию и, оттащив от окна, ловко вскинул на плечо.
Последнее, что успела увидеть Талия, – как Габриэл боролся с другим солдатом и Жаком, схватившими его за руки. Лицо мужа исказила гримаса злобы.
– Отпустите мою жену! – кричал он. – Талия!
* * *
При виде того, как бесцеремонно обходятся с его женой, Габриэл пришёл в безумную ярость и отчаянно пытался вырваться, пока к виску его не прижали ружейное дуло.
– Без глупостей, граф! – рявкнул Жак. – У вас ничего не выйдет.
Громадным усилием воли Габриэл заставил себя сдержаться. Если его сейчас убьют, спасти Талию будет некому.
Притворившись, будто смирился со своей участью, Габриэл смирно застыл. Жак и солдат осторожно отпустили его руки. Теперь ружьё было нацелено ему в сердце.
Проклятый француз одержал победу… на этот раз. Но скоро Габриэл найдёт способ обратить ситуацию в свою пользу. И уж тогда он с превеликим удовольствием разделается с Жаком Жераром, заберёт жену, и они вместе вернутся домой.
В постель…
– Если с Талией что-то случится…
– Не беспокойтесь, я единственный мужчина в её окружении, который ни разу не причинил ей вреда, – добродушным тоном произнёс Жак и указал на ближайшую дорожку. – Прошу вас.
Габриэл стиснул зубы. Крыть было нечем. Проклятый француз прав.
Даже сейчас, явившись вызволять жену из плена, умудрился с порога оскорбить её.
Почему он так себя ведёт?
Возможно, потому, что Талия будила в нём нечто незнакомое, непонятное – то, что Габриэл всеми силами старался заглушить.
Шагая за французом, он наконец решил, что не время разбираться в запутанных чувствах, когда тебе грозит опасность.
– Неплохой домик для викария, – саркастично бросил Габриэл.
– Oui, – с мрачным торжеством улыбнулся Жак. – Когда-то он принадлежал господину, из-за которого казнили моего отца. Забавно, не правда ли?
– Жители одной страны идут войной друг против друга. Что же тут забавного?
– Вам, избалованным аристократам, легко рассуждать, – с неприятной ухмылкой ответил Жак. – Посмотрел бы я на вас, если бы ваши дети росли в трущобах и голодали.
Габриэл недоверчиво вскинул брови, обведя многозначительным взглядом обширные сады и величественный замок.
– Стало быть, предпочитаете, чтобы ваши соотечественники проливали кровь, а сами тем временем наслаждаетесь роскошью, которую, по вашим же словам, так презираете? Сколько народу погибло в пламени вашей великой революции?
С высокомерием, свойственным человеку, убеждённому в собственной правоте, Жак легко отмахнулся от многих тысяч жертв, убитых за время, прошедшее со дня взятия Бастилии. После восшествия на трон Наполеона люди продолжали гибнуть, пав жертвами ненасытной жажды власти императора.
– Увы, такова цена свободы.
Габриэл насмешливо фыркнул:
– Сиротам вы то же самое говорите?
– Когда Наполеон одержит победу, они поймут, что эти жертвы были необходимы.
– Боюсь, вероятнее другое – дети вновь окажутся на улице, когда Корсиканский Людоед будет повержен, а союзники его разбегутся, как сборище трусов… впрочем, они и есть сборище трусов.
Габриэл ощутил приятное удовлетворение, заметив, как собеседник изменился в лице. Впрочем, Жак почти сразу взял себя в руки. Да, выдержки французу не занимать.
– Что ж, посмотрим, кто из нас прав.
Свернув, Жак повёл Габриэла под низкий арочный свод. Остановился, чтобы достать зажжённый факел из скобы на каменной стене, затем открыл дверь, за которой скрывалась ведущая вниз каменная лестница. Солдат поднял ружьё, давая понять, что о побеге нечего и думать.
– Впрочем, не уверен, доживёте ли вы до счастливого дня, когда Франция будет праздновать заслуженную победу, – самодовольно прибавил Жак.
На провокацию Габриэл не поддался, ему было не до того – запоминал путь, по которому его вели извилистыми коридорами подземелья.
– Вижу, ради собственной гордости вы готовы на всё, даже участвовать в бессмысленной войне, однако вы не настолько глупы, чтобы убивать графа Эшкомбского, – с вызовом произнёс он.
– Почему бы и нет? – Жак свернул в узкий сырой коридор. – Думаете, не сумею замести следы?
Габриэл заставил себя ответить на эти слова язвительной улыбкой, а Жак тем временем отпер тяжёлую деревянную дверь, ведущую в большой подвал, очевидно когда-то служивший винным погребом. Однако с тех пор полки со стен убрали, и единственными предметами обстановки здесь были несколько узких коек и старый умывальник.
– Думаете, я приехал сюда в одиночестве? – спросил Габриэл, шагнув в свою камеру, и обернулся, изображая уверенность, которой на самом деле не чувствовал.
Вдруг француз узнает, что единственный спутник Габриэла уже двинулся в обратную дорогу?
– Скоро узнаем. Я приказал солдатам прочесать окрестности.
– У моих людей достаточно ума, чтобы не попадаться на глаза вашим тупицам, – протяжно произнёс Габриэл.
Жак усмехнулся:
– Жаль, что об их хозяине того же не скажешь.
Габриэл сжал кулаки, едва подавив желание наброситься на этого самодовольного павлина.
Терпение, строго напомнил он себе.
Скоро он найдёт способ сбежать, и тогда Жак Жерар горько пожалеет обо всех своих словах и поступках.
А пока можно стереть мерзкую ухмылочку со смазливой физиономии «викария».
– По крайней мере, у меня хватило ума, чтобы обхитрить вас, – проговорил Габриэл, скрестив руки на груди.
