– Oui.
Демонстрируя идеальную выучку, солдат повернулся на каблуках и поспешил исполнить приказание. Наполеон получит письмо через несколько дней.
Вернувшись к столу, Жак присел на краешек, бросив на Гарри сардонический взгляд:
– Тебе не мешало бы поучиться у него дисциплине.
На бледных щеках Гарри проступил румянец.
– Я тебе не солдат.
Жак окинул презрительным взглядом смятую одежду Гарри. Вне всякого сомнения, наряд стоит целое состояние. Этот самовлюблённый павлин – ярчайший представитель того типа богатых прожигателей жизни, который Жак так ненавидел.
– Да, на поле боя тебе делать нечего. Позорно бежал бы после первого же выстрела, только пятки бы сверкали.
Забавно, но денди был возмущён до глубины души.
– Как ты смеешь обвинять меня в трусости?
Жак пожал плечами:
– Хочешь сказать, что я не прав?
– Разве трус стал бы рисковать жизнью, как я ради тебя?
– Тут, мой друг, гордиться нечем. Ты шпион, – усмехнулся Жак, с удовольствием вымещая на этом болване дурное настроение. С того дня, как Жак поступил на службу к Наполеону, он осознавал, что придётся принимать трудные решения. Война – это вам не благородные расшаркивания. Слишком часто ради победы приходится идти против совести, совершать неприятные поступки. Заключать альянсы с сомнительными личностями. Однако человек, ещё не до конца лишившийся совести, испытывает из-за всего этого тяжёлое чувство. – А стал ты шпионом из-за того, что ты избалованный повеса, который за деньги родную мать продаст.
Гарри растерянно, испуганно заморгал – явно не ожидал такой беспощадной честности. Несколько лет Жак обхаживал и улещивал этого жалкого щенка, поощрял его порочные наклонности, напоминал, как несправедливо с ним обошлась судьба – все богатства достались Габриэлу, а бедняжка Гарри вынужден довольствоваться нищенскими подачками.
И Гарри с готовностью поддался.
– А когда звал меня в союзники, говорил совсем по-другому, – надулся Гарри. – Хвалил за отвагу, героем называл…
Жак дёрнул плечом.
– Я нуждался в тебе.
Гарри нахмурился:
– А теперь?..
– Теперь ты нуждаешься во мне. – Жак скрестил руки на груди, впившись беспощадным взглядом в лицо Гарри. – Вернее, в том, что я могу предложить.
Конечно, умом старшего брата Гарри не обладал, однако по-своему был неглуп. Быстро сообразил, что зря воображал себя храбрым искателем приключений, и понял, что придётся с этим смириться.
– Я у тебя только одного просил – чтобы помог укрыться от наших общих врагов, – пробормотал Гарри. – Уж такую малость ты должен для меня сделать.
– Я тебе ничего не должен, – улыбнулся Жак. – Однако тебе повезло – твоя главная мечта совпадает с моими интересами.
Гарри облизнул пересохшие губы и нервно стиснул руки в кулаки.
– Откуда ты знаешь, о чём я мечтаю?
– Любому, кто знаком с тобой, не составит труда догадаться, mon ami
[16]
, – ты сгораешь от желания оказаться на месте брата.
Гарри побледнел и не слишком убедительно покачал головой:
– Глупости.
– Согласен, очень глупо, – насмешливо произнёс Жак. До чего же не хочется давать этому жалкому трусу власть, которой тот не заслужил! – Чтобы такое ничтожество стало графом… Но увы, нынешний граф Эшкомбский – весьма достойный джентльмен, благородный человек с твёрдыми принципами. При других обстоятельствах я бы восхищался его качествами, но, к сожалению, этот человек стал у меня на пути. – Жак пожал плечами, стараясь не думать, что скоро придётся хладнокровно отдать приказ об убийстве. – Ты же, однако, начисто лишён совести, и это мне идеально подходит.
Как ни удивительно, Гарри побледнел ещё сильнее – лицо его сделалось серым.
– Даже если бы я вправду желал титула, это не какая-нибудь безделушка, которую можно отдать кому угодно, – хрипло выдавил он.
Жак поджал губы, с горечью вспоминая своё детство на задворках французского высшего общества. С юных лет Жак понимал, что сын простого скульптора, даже такого талантливого, как Жан-Люк Жерар, не может равняться с изнеженными щёголями, гордо фланирующими по парижским улицам.
– Правила наследования мне прекрасно известны, – прорычал Жак. – И я сделаю всё, чтобы во Франции с этой нелепостью было покончено.
Гарри отмахнулся:
– Во Франции делай что хочешь, а в Англии с этим строго.
– Вот как? Не знал!
– Не могу же я заявиться в палату лордов и потребовать, чтобы меня объявили следующим графом Эшкомбским – мол, Габриэл куда-то подевался. – Гарри взволнованно зашагал по комнате, на лбу выступил пот. – Умершим его признают только через несколько лет. Сам знаешь, как с ним носятся. Ещё всенародный траур устроят, вот увидишь. И ещё несколько лет пройдёт, прежде чем мне патентную грамоту предложат.
– Вовсе ни к чему дожидаться, чтобы твоего брата признали умершим, – заверил Жак.
Остановившись, Гарри поглядел на Жака с таким презрением, что у того руки зачесались влепить нахалу оплеуху.
– Думаешь, если сообщу о его преждевременной кончине, мне на слово поверят?
Жак с мрачным видом выпрямился.
– Поверят. Если тело предъявишь.
– Т-тело? – сморгнул Гарри. Доходило до недоумка долго, а когда наконец сообразил, о чём речь, сразу челюсть отвисла. – Н-нет…
– Ради бога, Гарри, избавь меня от неумелого притворства. Хватит изображать праведный гнев, – протянул Жак.
Гарри захлопнул рот и уставился на Жака в бессильной ярости.
– Ах ты мерзавец! Какое уж тут притворство?
– Конечно, притворство, – выгнул брови Жак. – Не мог же ты в самом деле не понимать, что, раз Габриэл узнал о твоём предательстве, от него придётся избавиться. – Жак помолчал. – А если не понимал, значит, ты ещё больший идиот, чем я думал.
– Ты же его в плен захватил. Габриэл не представляет для нас угрозы.
– На собственном горьком опыте я убедился, что твоего брата недооценивать не стоит. Пока граф Эшкомбский жив, он представляет угрозу для нашего дела. – Жак поморщился. – Кроме того, как ты сам только что верно заметил, тебе трудно будет получить титул, если похороны предшественника не пройдут чинным, законным порядком.
Гарри нахохлился – как обычно, не желал понять, что за удовольствие надо платить.
– Вовсе не обязательно становиться графом Эшкомбским, чтобы найти нового информатора в министерстве внутренних дел. Я вернусь в Лондон и сразу…
– Non.
– Что?
