Она в чем-то права. Для нее все переменилось, и эта женщина выглядит достаточно крепкой, чтобы прожить долго и произвести на свет наследника. Если ее условие – дружба, это можно попробовать осуществить. Хотя Раймон не верил в успех подобного начинания. Он тяжело сходился с людьми и даже с Бальдриком всегда сохранял дистанцию – сейчас еще большую, чем прежде, из-за того, что случилось в Хемнице. Но если Жанне так хочется, пускай.
– Хорошо, – сказал шевалье де Марейль. – Это справедливое условие. Мы попробуем сделать так, как вы просите.
– Благодарю, сударь. – Она встала, сделала реверанс и направилась к двери, шурша юбками.
– Почему вы меня так называете? – сказал Раймон ей вслед. Жанна остановилась и обернулась, непонимающе нахмурив брови.
– Что?
– Сударь. Вы зовете меня – сударь, и ни разу не произнесли мое имя. Друзья так не делают.
Повисла пауза, а затем Жанна еле заметно улыбнулась:
– Да, Раймон. Верно, так не делают.
Он кивнул, и она ушла. Подождав некоторое время, Раймон позвонил и потребовал вина. Есть не хотелось.
Глава 6
Когда Жанна отыскала ее, Элоиза читала в гостиной. За завтраком родственницы говорили мало, и после него у хозяйки дома нашлось достаточно дел, чтобы отложить беседу. Однако время подбиралось к середине дня, скоро должны были накрыть стол к обеду, и Жанна чувствовала, что ей просто необходимо целительное общество Элоизы. Беспокойство нарастало вокруг, словно снежная шапка на камне.
Мадам де Салль без дел тоже не скучала, и Жанна была очень благодарна ей. Элоиза сумела подружиться с экономкой, женщиной пожилой и суровой, которая не слишком-то приветствовала появление совсем молодой хозяйки в доме. Мадам Батай полагала, что все женщины младше тридцати не иначе как вертихвостки, способные лишь наряжаться и спать до полудня. Жанна удивила ее, а Элоиза, сошедшаяся с экономкой не только на почве вдовства, но и в обсуждении юношеских нравов, окончательно поспособствовала перемирию.
Жанна уселась в кресло, устало вздохнула и потерла виски. Мадам де Салль отложила томик и с любопытством спросила:
– Ну что же?
– Я не знаю, Элоиза. Он весь день не выходил из кабинета, и я не видела его. – Жанна перестала трогать виски, все равно бесполезное занятие, и принялась вместо этого теребить кольцо на пальце. – Трое арендаторов приехали, они уже покинули замок, а Раймон все еще…
– Дорогая, – прервала ее Элоиза, – прошу тебя, не нервничай так. Он хозяин, и он хочет сам разобраться в том, что ты здесь делала без него.
– Я все думаю, не могу перестать думать… Если он… узнал? Он сказал, что я изменилась, и…
– И это так. – Голос Элоизы действовал успокаивающе. – Свадьба проходила в большой спешке, вы общались едва ли несколько минут.
Жанна усмехнулась.
– Так и есть.
– Не стоит придумывать, милая. Все будет хорошо.
– Мне это невыносимо, – тихо и четко произнесла Жанна. – Элоиза, ты знаешь, как я не люблю лгать. Пока Раймон был далеко, это происходило словно само собой, но сейчас он приехал, и я… растеряна. Может, стоит поговорить с ним, рассказать ему все? Не сейчас, а когда он станет чувствовать себя лучше. Он показался мне хорошим человеком. Не добрым, нет, но он справедлив.
Элоиза глубоко вздохнула и на мгновение прикрыла глаза.
– Я ожидала, что ты заговоришь об этом однажды, но не думала, что столь скоро. Видишь ли, для тебя свадьба прошла в смятении, однако для меня – нет. Смятение началось… после. А тогда я просто наслаждалась происходящим и наблюдала за женихом. И знаешь, ты права, он справедлив. Но при этом – холоден, расчетлив и помешан на войне. Ты не видела, какое облегчение отразилось на его лице, когда гонец приехал, а я видела, Жанна. Только дело даже не в этом. – Она помолчала. – Сейчас он слегка растерян и болен, а потому кажется тебе менее опасным. Однако позволь уверить тебя: Раймон де Марейль – не жалостлив, не всепрощающ и вообще не похож на доброго Господа. Я понимаю, что ты очарована им, но…
– Очарована? – переспросила Жанна оскорбленно. – Очарована?!
– Погоди, милая моя. Ты всегда утверждала, что тебе нравится моя откровенность, и советовала продолжать, поэтому сцепи зубы и послушай. Этот человек согласился на выторгованные тобою условия лишь потому, что по какой-то причине оказался не у дел в ставке герцога Энгиенского, и это непривычно для людей подобного склада. Но не обманывайся ни его покладистостью, ни его добродушием, которого, кстати, ты и не видела пока. Через неделю он оправится от ран – на таких все заживает как на кошках, – и вот тогда ты расскажешь ему правду?
– Да, – кивнула Жанна, не понимая, к чему ведет Элоиза, – я хотела бы.
– Он выпотрошит тебя как рыбу, – спокойно произнесла мадам де Салль, – и не испытает никакой жалости при этом. То, что он читал твои письма и отвечал на них, то, что он позволил тебе устроить бал и пригласить барона де Феша на завтрашний ужин, ничего не значит, милая моя. Это воздействие воспитания на характер шевалье де Марейля. Однако характер победит. И если, как ты говоришь, он справедлив, подумай сама, как он должен поступить с тобой? По справедливости?
Жанна молчала. Справедливость, вот верное слово. Элоиза тоже говорит справедливо, и хотя эти слова ранят, они, к сожалению, правдивы. Компаньонка права: хорошее отношение Раймона, которое на мгновение почудилось Жанне, – это не более чем иллюзия. Обманывать его – это ходить по лезвию шпаги босиком.
– Нам всем будет лучше, если он поскорее уедет обратно в армию, – жестко закончила Элоиза.
– Я не хочу, чтобы он уезжал, – пробормотала Жанна.
Брови мадам де Салль взлетели.
– Девочка моя, повтори это еще раз!
– Я не хочу, чтобы он уезжал, – покорно повторила Жанна уже громче. – Так и есть, и я ничего не могу с этим поделать.
– Моя дорогая девочка, – сказала Элоиза с таким сочувствием и сожалением, что становилось ясно – это искренние и подлинные чувства, – тебе стоит с этим что-нибудь сделать для твоего же блага. Иначе, если все обернется хуже, чем мы обе надеемся, конечно, тебе будет больно. Но если ты позволишь своей нежности и доброму отношению перерасти в нечто большее, поверь, Раймон сможет причинить тебе целый океан боли, если вдруг узнает, что ты ему не жена.
Шевалье де Марейль спустился к обеду, однако особенного аппетита не испытывал, равно как и тяги к разговорам за столом. Впрочем, собеседницы на сей раз решили не занимать его светской беседой и обронили лишь несколько фраз, да и выглядели обе мрачно. Поссорились, что ли? Женские ссоры – вот чего ему недоставало, конечно же. Раймон выпил еще бокал вина, присовокупив его к четырем кабинетным, вяло сжевал кусок какого-то мяса и отправился к себе в покои. Норбер отсутствовал, и шевалье улегся на кровать и пролежал без сна часа полтора, бездумно глядя на балдахин.
