— Хэлен! Я хочу, чтобы вы плыли с моей женой! Вы прекрасно о ней заботитесь!
И, не ожидая ответа, он подтолкнул ее к плачущей Мэделейн, которая рвалась к мужу, в то время как два дюжих матроса пытались усадить ее в шлюпку.
— Порадуй меня, сядь в шлюпку, детка, — ласково обратился он к жене. — Завтра мы встретимся с тобой в Нью-Йорке.
— Но я не могу, господин Астор, — запротестовала Хэлен. — Мне непременно нужно увидеть комиссара. Совершено убийство. Убита графиня д’Ангиссола…
— Вы полагаете, что сейчас это имеет значение? — насмешливо спросил Астор и, вложив Хэлен в руки пригоршню банкнот, повторил: — Позаботьтесь о моей жене. Без меня она погибнет. Счастливого пути!
Он с силой подтолкнул молодую женщину к шлюпке и усадил ее рядом с плачущей Мэделейн. Хэлен обняла ее, и та в отчаянии прижалась к теплому плечу девушки. Шлюпка, переполненная пассажирами, заскользила вдоль черного корпуса пакетбота. Джон Астор закурил сигарету и выбрался из охваченной ужасом толпы…
Людей охватила паника. Матросы и офицеры с трудом удерживали обезумевших мужчин, рвавшихся к шлюпкам вопреки приказу капитана. Обезумевшим приходилось грозить оружием, но угрозы мало помогали. Женщин и детей приняла на борт всего только шлюпка под номером восемь, а нос корабля уже начал погружаться в воду. Для того чтобы загрузить все шлюпки, нужно было не меньше двух часов… А как нелегко было отогнать шлюпки подальше от тонущего судна! Мужчины прыгали в воду — а она была ледяной, минус два градуса — и пытались уцепиться за шлюпки, которые отплывали не до конца заполненными. Самая первая отправилась с пятью пассажирами, шестью кочегарами и одним сигнальщиком, которые взяли ее приступом. В общей сложности шлюпки увезли всего семьсот человек, тогда как должны были бы забрать тысячу двести. Когда последняя отплыла от лайнера, на борту оставалось полторы тысячи человек. Капитан Смит поднялся на капитанский мостик. Исполнительный директор Томас Эндрюс отправился в курительную. Он сбросил спасательный жилет и застыл, скрестив руки перед картиной «Открытие Нового Света». Он не услышал, как помощник капитана торопил его, твердя, что необходимо спасаться… Джон Джейкоб Астор зажег следующую сигару… Оркестр продолжал играть. Теперь это была песня «Осень».
«Титаник» вдруг вздыбился, с минуту простоял вертикально, все огни на нем погасли, с оглушительным шумом взорвались двигатели, и великолепный лайнер погрузился в воду… Без единой волны…
Когда к четырем часам утра «Карпатия» подошла к месту бедствия, поверхность океана была спокойной, на ней плавали лишь небольшие льдины, обломки айсберга и беспорядочно двигались шлюпки.
Хэлен, оказавшись на борту «Карпатии», доверила ненадолго Мэделейн одной пассажирке, а сама отправилась искать убийцу. Разыскивая преступницу, она внимательно присматривалась к спасенным. Но так и не нашла злодейку.
Решив, что преступница получила заслуженное наказание, Хэлен перекрестилась и вернулась к той, которая так в ней нуждалась.
Часть первая
Беглянка химера
Глава 1
Необычный клиент…
Американец оглядывался по сторонам. Альдо Морозини разглядывал американца. Судя по выражению их лиц, ни тот ни другой не ожидали увидеть то, что увидели. Американца поразил кабинет — изысканная роскошь: высокий потолок, расписные балки, фреска Тьеполо
[1]
на стене, бюро «Мазарини» из золотистого южноамериканского дерева с медными и черепаховыми инкрустациями и прелестными позолоченными накладками из бронзы. Длинные шторы из бархата сливочного цвета. Портрет дожа меж двух корабельных фонарей. На полу огромный ковер «Савонри», поражающий изысканным сочетанием красок. Несколько изящных и редких безделиц вроде вазы из фарфора Киен-Лонга с веткой красных осенних листьев и бледно-желтыми хризантемами. Не удивил американца только сидевший за бюро хозяин: он уже видел его портрет в газете…
Морозини давно имел дело с американцами, но ни один из сынов Нового Света не походил на этого. Корнелиус Б. Уишбоун был похож на веселого пожилого ангела в великолепно сшитом костюме. Пушистые пепельные усы, короткая бородка, расходящаяся на две стороны веером, открытое лицо с высоким лбом и младенческими голубыми глазами, румяный рот, растянувшийся в улыбке. Взгляд его был искренен и невинен, а сдвинутая на затылок черная широкополая шляпа казалась нимбом, воссиявшим над его головой. Похоже, он не любил с ним расставаться: снял на секунду, здороваясь, и снова надел. Теперь, когда он уселся, кривизна его ног, выдававшая любителя верховой езды, была совсем незаметна. Но любитель лошадей и в самом деле приехал из Техаса, где у него было огромное ранчо.
Князь-антиквар, специалист по редким драгоценностям, терпеливо ждал, когда взгляд гостя, обежав окужающее пространство и налюбовавшись всякими диковинами, снова вернется к нему. Встретившись наконец глазами со своим гостем, он улыбнулся.
— Вам нравится?
— Сразу видно, пришлось потрудиться. Настоящий дворец!
Морозини едва удержался, чтобы не сказать: в Венеции его именно так и называют, но сказал другое:
— Небольшой дворец. Не Версаль.
— Как? Как? Вер-саль? Не знаю такого.
Альдо снова подумал, что имеет дело с исключительным американцем. Обычно американцы, приезжающие в Европу, первым делом включают в список обязательных для посещения мест жилище Короля-солнца. Возможно, для того, чтобы убедиться, что доллары, которые внес на реставрацию дворца их соотечественник Рокфеллер, не были пустой тратой денег.
— И не надо, — улыбнулся Альдо. — А теперь я был бы вам признателен, если бы вы объяснили цель своего визита.
Желая приободрить гостя, он подвинул поближе к нему открытый ларчик с сигарами. Но тот от сигар отказался.
— Большущее вам спасибо, но я лучше набью свою трубочку.
И, подтверждая слова делом, господин Уишбоун достал трубку и принялся набивать ее черным-пречерным табаком, на который Альдо смотрел с некоторым беспокойством. Если это особого сорта французский табак, то Лиза, его жена, непременно потребует, чтобы шторы отправили в чистку. Первый дымок из трубки подтвердил: да, это был тот самый табак. Но, в конце концов, если клиент стоящий… В качестве утешения Альдо получил лучезарную улыбку гостя. Уишбоун поудобнее устроился в кресле, скрестил ноги и заговорил:
— Ну вот! Перво-наперво скажу, что я богат, и даже очень. Земли — до горизонта, коровы, лошади и еще нефть!
— Подумать только! — восхищенно воскликнул Альдо. — Такое нечасто встретишь!
— И правда. Ну так вот. Я вдобавок холостяк, но до смерти влюблен в прекраснейшую из женщин. Может, вы даже ее знаете. Она поет в опере, и зовут ее Лукреция Торелли.
