Альдо не стал ничего скрывать от комиссара и честно рассказал, что произошло в поезде между ним и Полиной Белмон. Смущало его, что он как будто перекладывает ответственность за случившееся на Полину, и он постарался взять вину на себя:
— Конечно, я бессознательно притягивал ее к себе, и, когда отказалася от своего клиента и поисков химеры, я на самом деле убегал от Полины Белмон. Мне надо было бы…
— Оставьте свою джентльменскую щепетильность. Мне важна правда, и только правда. Вы мне дали все необходимые разъяснения. Госпожу Белмон похитили не вы. Теперь мы займемся ее поисками. Женщина такой красоты и элегантности не могла исчезнуть незамеченной. Я попрошу подтверждения о вашем пребывании в «Континентале» в Милане. Боюсь одного: раз речь идет не о любовном похождении и вы не имеете отношения к похищению Полины Белмон, значит, ее похитил тот, кто не желает ей добра…
— Вы считаете, что она в опасности?
— До нашей встречи я в этом сомневался, но теперь убежден, что это так. Что вы намерены делать?
— Не мешать вам работать… Вернуться домой, уповая, что моей жене ничего не известно обо всех этих событиях.
— Если она о них узнает, свяжите ее с мной. У меня есть что ей сказать.
— Благодарю вас. Мне начинает казаться, что вы в самом деле настоящий друг.
— А до сих пор вы этого не понимали? Ну да ладно. В любом случае я желаю вам счастливого пути. И… пусть эта история послужит вам уроком! Пойду повидаю милых дам и откланяюсь.
— Только после того, как выпьете бокал шампанского! — предупредила тетя Амели, настаивавшая на целебных свойствах игристого вина, особенно при плохом настроении.
Госпожа де Соммьер выглядела всерьез озабоченной и всеми силами пыталась успокоить бедняжку План-Крепен, кипевшую от ярости. Хотя ярость имела и свои положительные стороны: она высушивала слезы, не давая Мари-Анжелин рыдать.
— Идиот! Нет, какой же он идиот! — твердила План-Крепен, в ярости расхаживая по ковру.
Альдо, обрадованный возможностью разделить свое недовольство Адальбером, тут же принял сторону Мари-Анжелин. После приключений в Ассуанской долине он знал: бедняжка вдруг поняла, что влюблена в египтолога. Ланглуа тем временем уселся рядом с маркизой де Соммьер.
— История с Адальбером мне тоже очень не нравится, — призналась она своему соседу. — Сердечные волнения приносят нашему ученому не столько радости, сколько всевозможные неприятности. И скажу без утайки: Торелли мне не по душе. Не спорю, она великолепная певица, ангел не пел бы лучше, но в ней есть что-то крайне неприятное. А что именно? Я бы сама хотела это узнать, — добавила она, горестно всплеснув руками.
— Жестокосердие, почти неизбежное у избалованных вниманием женщин. Да и характер у госпожи Торелли не из легких. Я исполнен искреннего сочувствия к господину Видаль-Пеликорну. Думаю, он выйдет из этой истории сильно ощипанным.
— Всякий раз стоит ему влюбиться, как его ощипывают! — громко заявила План-Крепен. — А с этой дамой, я полагаю, он лишится всего своего состояния. И что с ним станет?
— Он будет похож на ощипанного петушка, — вздохнула маркиза. — Но с ним останутся его обширные познания, душевные качества… Во всяком случае, будем на это надеяться. И еще три или четыре верных друга.
— Не знаю, не знаю, — проворчал Альдо, внезапно помрачнев.
— Ты прощал ему и большие обиды.
— Да, но теперь у меня нет уверенности, что я хочу его прощать теперь.
— Возвращайтесь поскорее в Венецию, — посоветовал снова Ланглуа, сжав руку Альдо. — В самом названии этого города есть что-то чарующее.
— Воистину наш друг комиссар — воплощение мудрости, — высказала свое мнение тетушка Амели, когда Альдо вернулся, проводив Ланглуа до дверей. — Постараемся теперь провести приятный и мирный вечер, а потом спокойную ночь, прежде чем ты снова покинешь нас, дружок! Я отправлю с тобой письмо Лизе. С таким курьером, как ты, мое письмо дойдет до нее скорее, чем по почте.
Несмотря на невеселое настроение, Альдо не мог не улыбнуться.
— Разве я сказала что-то смешное? — удивилась маркиза.
— Адальбер как-то бросил мне: «Возраст объяснительных записок для тебя миновал!» Вы, как видно, думаете иначе.
После недолгого ужина, за которым все были немногословны, они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам, твердо надеясь, что пожелание окажется действенным. В спальне Мари-Анжелин сгрызла яблоко и выпила большую чашку липового чая, но так и не смогла прогнать Адальбера из головы. Госпожа де Соммьер решила перед сном помолиться, чего с ней не случалось давным-давно. Альдо, хоть и успокоился, отведя от себя подозрение в похищении Полины, беспрестанно думал, что она в опасности, и возвращение домой в качестве умывшего руки Понтия Пилата не устраивало его ни в малейшей степени. Несколько часов сна, которые ему были крайне необходимы, он получил только с помощью волшебной пилюли Франко Грациани, хотя принял ее с отвращением, клянясь, что делает это в последний раз…
Когда Альдо спустился к завтраку, Мари-Анжелин уже вернулась с шестичасовой мессы и меланхолично макала круассан в чашку кофе с молоком, не отрывая взгляда от апельсинового джема, которым сегодня вопреки своему обыкновению не воспользовалась. Она едва заметила, что Альдо уселся рядом с ней, машинально пожелав ему в ответ доброго утра. По ее лицу было заметно, что она много плакала.
— Анжелин! — грустно окликнул ее Альдо. — Вы доведете себя до болезни и разорвете мне сердце! Вы — сила этого дома, и если впадете в отчаяние, что станет с вами и с тетей Амели? Вы понимаете, что я не могу спокойно уехать, если вы…
Мари-Анжелин пронзила его гневным взглядом.
— Не рассказывайте мне историй, Альдо! Если бы я сияла улыбкой, вы все равно не знали бы сейчас покоя! Или были бы совсем другим человеком!
— Что вы хотите этим сказать?
— Хочу сказать, что хоть вы и ни при чем в истории с похищением госпожи Белмон, но вы меня не убедите, что оно вам совершенно безразлично. И не будь вы женаты…
— Но я женат на чудесной женщине, и это все меняет. Конечно, не будь этого, я тут же кинулся бы на розыски, потому что, сколько бы я ни верил в таланты комиссара Ланглуа…
— Письмо для его светлости князя, — провозгласил Сиприен, войдя в столовую с маленьким серебряным подносом, на котором белел конверт.
— Для почты еще не время, — заметила План-Крепен.
— Так оно и есть, мадемуазель. Привратник только что нашел его у ворот.
Альдо взял письмо и торопливо вскрыл его, чувствуя, что у него слегка дрожат руки и замерло сердце. Послания, полученные необычным путем, не внушали ему доверия. Однако это, написанное на плотной бумаге красивым почерком, выказывало лишь самые добрые намерения. Оно гласило: «Не поддавайтесь соблазну вмешаться в розыски, а главное, не опоздайте завтра вечером на поезд. Вы никому не поможете, но для мира и согласия в вашей семье это может иметь драматические последствия». Вместо подписи — безличное: друг.
