Крадучись вошёл дед, с досады признаваясь, — Хотел напугать. Но тебе кажется не до того. Вся в трудах, Мододца!.. По— нашему!
Маша, оправдываясь, лепетала, — Дел много! Еще и ковер надо чуть-чуть привести порядок, а то, Лев, мне плешь проест. Аккуратист наш, городской! Даже побояться некогда, хотя боюсь. Глядя в упор на деда, со страхом выдавила, — Дверь скрипела, знаешь, как страшно! Дед с укором скептика, вспрыснул, — Дурёха!.. Сколько раз говорил тебе, дурья голова, что нет всей этой нечисти в моём доме, не дружу с ней.
Атеист, как не как, советскую школу прошёл. Это ветер створку двери шугает, туда— сюда. Вот, если бы в школе училась прилежней, в своё время, а не мультики смотрела, да сериалы, то знала бы!.. Это, воздушные потоки: один пласт давит на второй слой, чей из них вверх возьмет, тот и сильный! И у них борьба на выживаемость. Глядя на Машу, кряхтя, командуя, приказал, — Бери щётку, да за дело! Пробегись, ка по ковру. Чай, люди в доме! Не каждый день наезжают. Констатируя, — Как погляжу на них, как пить, влюбленные! Не в грязи, же им мечтать. Маша, опустив руки, вздыхая, подметила, — Угу, влюблённая парочка! Дед, зло, срываясь, — Ну что, стоишь, умничаешь, — Стрелой за щеткой! А я пока с твоим домовым разберусь.
Маша, вылетев из комнаты, на ходу бубня под нос, про себя пробурчала, — Пусть, его старого умника напугает домовой!.. С сарказмом, — Фома неверующий! Злорадствуя, — Хотелось бы тогда посмотреть на него. Атеист?! Распаляясь, — Моду взял! Чуть что, унижать. Деревенщина?! А сам-то кто, из той, же деревни, как и моя бабка.
Бубня под нос, позвала, — Домовой, домовой, а, домовой! Приди, напугай деда!
Дед, оставшись наедине со своими мыслями, размышляя, вслух сетуя, бормотал, — Ой, никак не женю Лёвушку! Бобылем ходит. Вроде бы и время не военное, и баб хватает. Возьми первую попавшуюся, да и женись!.. Так нет, лучше будет менять, как перчатки, выбирать «по размеру, по качеству». Задумываясь, почесал затылок, подытоживая, подметил, — Им, нынешним, видней! Оглядываясь по сторонам, — Проверил закоулки. Пыль есть, домового нема. Со стороны слух уловил шаги, дед, встрепенувшись, взбодрился, произнеся, — Девка моя бежит! Она, хоть и глупая, но с ней в доме веселей. Чему-то и от неё учусь.
Дверь открылась, отчего громко скрипнула, в проеме появилась Маша. Она машинально закрыла ладонями уши. Дед успокаивая, — Вот, видишь, пострел! Это дверь скрипит, так, что нет в моем доме домового. Не придумывай. Давно не смазывал, вот и ходит со скрипом. Напомни мне, завтра, чтобы не забыл смазать. Давай уберись и лети — ка ты, мил человек, стрелой, спать. Не думай о глупостях. О своём домовом. Он, только в сказках бывает. Выдохнув, с улыбкой, доверительно, — Мать твоя, ей Богу, такая, же была. Как и ты! Бывало, ночами на сеновале соберутся с девками, и давай лясы точить, ахинею друг другу нести. Махнув рукой, — Книг не читали! Лоботряски!
Маша, застыв на месте, на всякий случай, стояла, читая про себя молитву «Отче наш», думая про себя: Сейчас уйдёт, а мне здесь, ещё марафет наводить.
Однако вслух ворчливо произнесла, — Ага, тебе, дед, хорошо! Можно сказать, прожил. А я даже не целовалась по-взрослому ни с кем.
Дед немного удивлённо сказал, — Так, в чем дело!? Приближаясь, чтобы обнять её, балагуря, — С дедом сейчас и поцелуешься. Маша, отпрянув, краснея, как помидор, вспрыснула, — Как, же с тобой! Помечтай!..
Дед, то, ли в шутку, то, ли в серъёз, вслух подметил, — Выросла! Не заметил когда. Махнув рукой, — Ладно, девка, я пошёл. С тобой хорошо, а без тебя спокойнее. Завтра дверь смажу. Тут, же, возвращаясь к пробе обнять её, в шутку бросил, — Но хоть разочек— то дай, уж деду тебя поцеловать по-взрослому. С тобой и впрямь в детство впадёшь…
Маша испугано, отбежала от него, бросив в запале, — Сам говоришь, выросла, а ты старый! От тебя табаком несет за версту. А в худшем случае, чесноком. Мечтательно, — С Львом бы я поцеловалась, он моложе, да и парфюм классный. Дед, в шутку делая выпад вперед, пытаясь обнять, разводя руками, прокричал, — Съем!.. Маша завизжала. Дед с обидой, — Вот так и жизнь прошла, бац и старик.
Расстроенно махнув рукой, вышел. Маша, напевая, с усердием отмывая ковёр, ритмично двигалась по нему, снуя туда-сюда, как по скользящему льду, после чего, юркнув, поспешила в другую спальню.
Войдя в шикарную спальню, приступила к уборке. В комнате царила тишина и покой. Забыв про домового, стала перестилать постель, по ходу ароматизируя розовым маслом, при этом чихая. Ей нравилась эта комната.
Уют был налицо.
С удовольствием продолжая петь за работой, она не замечала треска поленьев в камине.
Борьба со страхом ей, уже не нужна, она мечтала о первом поцелуе. Мечтала, развивая вслух свою мысль: Интересно, кто первый поцелует? Лев отпадает, его сердце занято. Подбоченившись, — А почему нет, я ведь моложе? Потом вернувшись в реальность, с улыбкой прошептала, — Да, уж мечтать невредно. Взъерепенившись, — А что, и помечтать нельзя? Озорно выкрикивая в пространство, — Эй, домовой! Оставайся здесь, а я спать пойду, не мешай мне мечтать. Пригрозив, — И чтобы «Цаца» завтра, деду рассказала, как провела ночь, ну, конечно наедине с тобой!.. Не мне, же одной в дурах ходить. Предвкушая, — Представляю, какую мину, старче сделает. Афигеть! Такое нельзя пропустить, встану пораньше.
В коридоре послышались чьи — то шаги, Машины мысли вмиг улетучились. Это шли в свои спальни… Он и она… Лев и «Цаца».
Маша сконцентрировала всё своё внимание на их интонациях.
«Цаца» радостно смеялась. Лев, по всей видимости, её смешил. Такой смех! Почему — то не радовал, а наоборот злил. Да, ещё как! Её изъедала зависть. Хотелось опрометью бежать из спальни, при этом сильно хлопнуть дверью. Или что — ни будь сказать эдакое, обидеть ненароком, зацепить эту парочку, что заставляла, принять на себя грех. Мешала мечтать о своём дурацком поцелуе.
Через несколько секунд, парочка подошла к двери одной из спален, из нее выбежала Маша, шепотом, не поднимая головы, на ходу бросила, — Здрасти! Лев хотел ее остановить, та вырвавшись, все, же через пару шагов обернулась, показывая своим видом, как она хороша в своей молодости.
Тот, влюблённый в иную, не увидел в ней, ту юность, что была неоспоримой. В его глазах: самой юностью была я, его гостья, что убаюкивала взгляд своими прелестями, прибывая — единственной.
Ревностный монолог, ещё продлился в душе у Маши, что бежала, как ошпаренная по коридору, но слова протеста утонули, так и не поднявшись со дна души. Еще миг и след Маши окончательно простыл.
Оставшись наедине, я и Лев не могли вырваться из объятий друг друга, чтобы наконец-то проститься до утра. Желание обоих уединиться в этой уютной спальне. Лев держа в своей руке мою кисть, томно глядя мне в глаза беспрестанно шептал, — Танечка! Танюша! Девочка моя! Знаю, что должен вас покинуть, но не могу. Заглядывая мне в душу, шепотом искусителя, продолжал, — Может, возьмете на поруки, впустите в Вашу опочивальню, а?!
