Аллея была — уединенная, тенистая, плохо освещённая. Единственно, что её освещало, это звездное небо. Вдали, сквозь тень от деревьев и кустарников, проглядывалась, маленьким ярким пятнышком, танцплощадка, что так заворожила своим блеском и насыщенным музыкальным ритмом, а главное откровенной пластикой танцоров. Прислушавшись к окружающему миру, отключившись от биения своих сердец, вдруг поняли, что издалека, чуть приглушенно, но, все, же слышна была музыка. Стоя в неуверенности, настоль близко, оказавшись наедине, взявшись за руки, осознав это, по-детски радуясь, весело рассмеялись.
Алёшка с горящим взглядом, взяв меня за ледяную руку, чувствуя, ее внутреннее напряжение, притянул к себе, при этом тут, же отталкивая от себя под доносящийся ритм музыки, и опять вновь притягивая, кружа вокруг оси пальца несколько раз, точь в точь повторял танец, увиденный со стороны. Я, не понимая дальнейшего движения с его стороны, глядя во все глаза на него, разговаривая при этом мимикой лица и взглядом удивленных глаз, только ойкала, неловко спотыкаясь.
Мой партнер уверенно глядя на меня, ведя в шаге, считал ритм, чётко проговаривая, — 2,3,4…2,3,4. Я, неуклюже наступая ему на ноги, была совсем неуверенной в себе, капризно, вырывалась из его рук, стесняясь своей неуклюжести, тихо шептала, — Я не умею. На что, Алёшка, не сводя глаз, беря за руку, с уверенностью, утверждая взглядом, что так и должно быть в сию минуту, притягивая к себе, на ухо шептал, — Класс!.. Девчонка, ты молодец!.. Все получается!
Я не сопротивлялась. Он, глядя мне в глаза, удивленно произнес, — А говорила, не умеешь.
Мы танцевали по-взрослому, в свободном падении тел. Были слышны звуки музыки и ритм наших сердец под четкие, уверенные движения ног и рук.
Мне это показалось смешным. Я и взрослая!? Тут, же вспрыснув смехом. Алёшка серьезно глядя на меня, притягивая, отталкивая, вёл в танце, увлеченно, как настоящий партнер.
Молча, поддаваясь его уверенным, нежным движениям, я шла за ним, послушно семеня, делая «па».
Звездное небо над головой — единственный свидетель наших откровенных движений.
Мои руки сплелись в замок на его шее Он, как ведущий в этой сформировавшейся паре, боясь сбиться, вслух считал, — 2,3,4…2,3,4…
Кажется, что у нас было полное единение душ, сердец и тел. Алешка, сняв мою руку с шеи, держа на вытянутой в сторону руке, другой держа за талию, наклоняя спиной вниз, водил мое послушное тело из стороны в сторону.
И мне это нравилось. Я крепко держалась за его плечо, ловя взгляд.
Он в свою очередь ловил мой. Наши вольные движения постепенно, но с необыкновенной нежностью перешли в объятья. Мы впервые поцеловались. Над нашими головами сияли многочисленные звезды, светила луна. Это было сказочно!
Музыка затихла, однако, этого даже не заметили, по-прежнему целовались, уверенней и крепче в еще, более тесных, нежных объятьях. А, кругом, как в ином, заколдованном мире, как в раю, стояла полная тишина.
Время летело так быстротечно, что я и не заметила, как стало темно, как очутилась в своей прихожей, стоя в дверях оглядываясь по сторонам. Стараясь быть не услышанной и не замеченной, тихо закрыла дверь, боясь малейшего шороха, а не то, чтобы шума. Еще раз, оглянувшись по сторонам, на цыпочках поспешила на кухню. Приоткрыв дверь, сделав шаг, пугаясь полной темноты, прошла вглубь, нащупывая холодильник.
Открывая его на ощупь, боясь, что он, непременно, издаст шум, и тогда меня застукают на месте, тогда, уж, как пить, не миновать очередной головомойки от матери.
Я, заглядывая внутрь холодильника, анализируя, чтобы бы такое съесть, схватила, первое, что было на полке, бутерброд. Жуя, обернулась в сторону окна, обратила внимание на луну, тяжело вздохнула, уминая за обе щеки. Впечатленная, пошла к окну, на ходу глотая бутерброд, подойдя, стряхивая с рук крошки, отодвинув шторку, заворожено глядела сквозь стекло, куда-то неопределенно вдаль, любуясь ночью. Неожиданно вздрогнув, услышала шум, доносящийся откуда-то из глубины квартиры. Было слышно, как громко выкрикивая, с кем-то общалась по телефону мать, с надрывом, переходя на фальцет, — Где тебя носит? Ах, да, ты у нас, уже самостоятельным стал!? Ходишь, где хочешь? Было отчетливо слышно, как она тут, же перешла на угрозы, — Можешь вообще не приходить, я дверь закрою на предохранитель. Тогда прыгай у двери, козликом, я не открою. Оставайся там, где тебе сейчас, так распрекрасно! В нашем доме прекрасных событий, уж точно не происходит. Она перешла на крик, — Устала я от Вас, от тебя в первую очередь! Зло добавляя, — Собака на сене!..
Я, вздрогнув, поняла, что идет перепалка с отцом.
В напряжении с испугом всматриваясь в сторону двери, расслышала тяжелые шаги за нею, и это привело меня в чувства.
Дверь резко открылась, в проеме показалась мать. Она, не видя меня, шла в кромешной темноте к холодильнику, подойдя к нему, сильным рывком открыла дверцу.
Темноту разрядил яркий свет лампочки, не понимая, что ей конкретно надо в нём, рассеянно поглядела на полки, и тут, же закрыла. Я, боясь пошелохнуться, стояла, замерев, затаив дыхание.
Однако, все, же себя открыла во все обозрение, спросила, — Мам, а что отец не придет?
Та глядя в сторону окна, боясь, что ей это показалось, нервно трясущейся рукой нажала на выключатель. Яркий свет ослепил и меня, я стояла понуро, боясь, что сейчас, уж точно начнется трепка.
И это не заставило себя долго ждать, увидев меня, она, перешла на крик, — А почему ты не в постели? Марш спать, без сопливых разберемся! Я отбежала от окна. Мать, зло глядя в след, рявкнула, — Завтра не каких, мне, гулянок. Срываясь, — Сказала, же до 11! В следующий раз получишь!..
Переходя на фальцет, — Моду взяла шататься по ночам!..
Хватаясь за голову, в слезе прошептала, — Мигрень на мою голову!
Но тут, же взяв себя в руки, приказала, — Чтоб с тем сопляком тебя больше не видела! Рано романы крутить.
Зло, — Папенька допрыгался. «Толстой!! Развел гарем. От одной к другой бегает. Нечего было уходить от его благоверной! Не с ней, не с нами.
Мать, обиженно хлопая глазами, все продолжала выкрикивать, — Двоеженец! Лучше в танцевальный кружок ходи со Светкой! А то та: шатай — болтай, и ты туда, же. Делом занялись бы. Или в изостудию запишись, все на развитие мозгов пресс будет.
Обернувшись у двери, с болью глядя на нее, прошептала, — Хорошо, мам! Я не буду дружить с Лёшей. Завтра куда — ни будь, запишусь. Та, вытирая тыльной стороной ладони, тихо прошептала, — Иди, уже…
…Так простояв возле окна, пропустила через себя всю свою жизнь, это немного отвлекло от мыслей о Льве, моем фантоме. Окончательно, же из этого спрута вытащила Светка, что как — раз в этот момент позвонила. Спросив, что и как? Ужасаясь, стала давать советы, говоря, что надо конкретно менять свою и мою жизнь. Что у нее с ее Игорёшей дел, ну, не каких, все хуже, чем она ожидала. Короче — импотент, и обои ему никогда не мерещатся, спит, как сурок по 10 часов, в черной «лошадиной» повязке, со звуконепроницаемыми пробками в ушах. Так, что запущенный вариант, и она устала. С ним даже невозможно сделать вылазку за шмотками, вздыхая, добавила, — Тюфяк! Стелька в мамином башмаке…
