После того как щелкнула кнопка, он дрожащими руками стал просматривать один снимок за другим. Я стояла справа от его кресла, и мне все было прекрасно видно. Вот Инесса трясет пасынка за грудки. Вот она отвешивает ему пощечину. А теперь уже лежит на асфальте, и ее лицо искажено ненавистью, перемешанной с отчаяньем. Обычно невозмутимый лик ее пасынка в этот момент перекосила злоба.
Конечно, гораздо убедительнее смотрелись бы фотографии, на которых мачеха и пасынок были бы запечатлены в постельных сценах. Но, на мой взгляд, и при этой встрече они оба сказали достаточно для того, чтобы полковник смог сделать соответствующие выводы.
Особенно долго Делун задержался на последней, финальной фотографии. Он смотрел на свою униженную, распластанную на асфальте жену будто в последний раз. Во мне шевельнулось что-то, очень похожее на жалость, но, вспомнив о моральных и физических мучениях, которые я перенесла, сидя в клетке по милости этого человека, мое сострадание улетучилось. Так получается, что каждый в жизни борется за себя. И полковник, и я были тому красноречивыми примерами.
Делун протянул мне ладонь.
— Кассету.
Я извлекла ее из магнитофона и протянула полковнику. Лицо его было настолько бледным, что, когда он стал тяжело подниматься с кресла, я подумала о том, как бы он не потерял сознание и мне не пришлось вызывать ему «Скорую». Но Делун относился к разряду настоящих вояк. Он справился с собой, даже смог развернуть плечи. Молча дойдя до двери, напоследок обернулся.
— Если хотите жить спокойно, держитесь подальше от моей семьи.
Слово «семья» он выговорил твердо, как бы по привычке, не позволяя себе задуматься, а есть ли она теперь у него. Мол, пусть и никудышная, но все равно моя. А раз так, значит, не смей никто трогать. Да, полковник был настоящим мужиком, и, несмотря на то, что он мне сделал, я прониклась к нему уважением.
Дверь захлопнулась, и я, превозмогая желание тут же упасть на диван, поплелась в ванную. Стоя под душем, драила себя так, будто я Изабелла испанская, не мывшаяся тринадцать лет. Через двадцать минут орудования мочалкой мне показалось, что вся вонь, въевшаяся в мою кожу, наконец смыта. После этого я с чистым телом и спокойной душой повалилась на вожделенный диван, обняла подушку и забылась крепким сном.
Глава 9
Боль последнее время давала знать о себе все больше, а теперь и вовсе захватила полковника целиком. Так плохо ему не было никогда. Дыхание участилось, все тело покрылось потом. Появиться на работе он сегодня не сможет. На вопрос водителя «куда?», Евгений, стараясь дышать ровнее, ответил:
— Домой.
Он изо всех сил старался не думать о том, что увидел и услышал, сидя на кресле в квартире Ивановой. Теперь, разобравшись с детективом, как себе и обещал, он ляжет в больницу. Теперь он был почти уверен, что Иванова не будет продолжать преследовать членов его семьи. Ночь, проведенная в кутузке, ни для кого бесследно не проходит. Но если все же эта настырная девица не оставит своих намерений, то в его силах устроить ей такую жизнь, при которой пропадет всякая охота поступать против его воли. Больше цацкаться он с ней не будет.
Для всех на работе его болезнь будет называться язвой желудка. Дома он скажет то же самое, с врачом уже договорился. И только один член семьи будет знать истинную причину помещения полковника в клинику. Но кто именно, он так до сих пор и не узнал.
И все же необходимо решить, как поступать дальше. Машинально провожая взглядом мелькавшие мимо автомобили, человек в милицейской форме невольно обратился мыслями в прошлое.
Как-то раз, выкидывая дома мусор и произведя неловкое движение, полковник опрокинул мусорную корзину. Подняв ее, взглядом зацепился за использованный презерватив, оказавшийся на самом верху перевернутой мусорной кучи. Тогда он задумался: кто из его сыновей водит в дом девчонок, Генка или уже Ромка? Сам полковник уже много месяцев не прикасался к жене и спал в кровати, исключительно повернувшись к Инессе спиной.
У старшего сына, который давно нигде не работал, было больше возможностей привести в дом женщину. Все утро до обеда квартира пустовала — отец с мачехой на работе, Ромка в школе. Ромке же было сложнее. Он никогда не знал, в какой момент домой заявится его старший братец. Ни одну из комнат нельзя было закрыть изнутри, да и Ромка не тот человек, чтобы развлекаться у себя дома с девочками, а потом бесцеремонно выкинуть «изделие номер два» в общее мусорное ведро. Евгений был убежден — это Генка.
Да. Его старший сын развлекался с женщинами дома, и одной из этих женщин была его, полковника, жена и Генкина мачеха. Они занимались сексом у него под носом, а он ничего не замечал. Их открытая неприязнь, которую они постоянно демонстрировали окружающим, была не больше, чем прикрытием и маскировкой от таких тупых ослов, как он. Ему казалось, что Инесса, не требующая от него интимной близости, действительно в ней не нуждалась. Как он ошибался!
К жене ничего, кроме отвращения, полковник давно уже не чувствовал. Разумеется, и сейчас никакой ревности по отношению к ней он не ощущал. Он думал о том, что его предали два испорченных, но все же близких ему человека. Один из которых — сын, которого он несколько раз спасал от тюрьмы.
И все же ему есть для чего жить и продолжать бороться с болезнью. Ромка. Младший сын. Он совсем не такой, как его развращенный, распущенный брат. Настанет день, когда он, Евгений, будет им, Ромкой, гордиться.
Просматривая фотографии, сделанные Ивановой, полковник узнал дом и подъезд, в котором жила его мать. Сразу после того, как ее не стало, квартира превратилась в место свиданий его жены и сына. Действительно, как ни крути, у них обоих было достаточно мотивов, чтобы желать смерти Ксении Даниловны. У полковника не было причин не доверять Ивановой. Несмотря на настроенность против его семьи, детектив она хороший. Он также видел — Иванова его не боялась, значит, ее результатам можно верить. Выходит, что ни Инесса, ни Генка не повинны в смерти его матери.
Судя по поведению Генки, он не намерен больше связываться с мачехой, но все же полковник был уверен: стоит старшему сыну только поманить Инессу пальцем, и она прибежит к нему, виляя хвостом. Никогда она не боролась за его, Евгения, любовь так же рьяно, как делала это в стычке с Генкой, которую он просмотрел на фотографиях и прослушал на кассете. Вот это действительно была любовь. Однобокая, корявая, но все же любовь — не мачехи к пасынку, но женщины к мужчине.
На фотографии также была проставлена дата, когда сие действо происходило. Полковник прекрасно помнил, как в тот день Инесса пластом лежала на кровати, а ее подушка была орошена слезами. Тогда она сослалась на плохое самочувствие, и он ей поверил. Но истинную причину тех слез и вселенской скорби, овладевшей его женой, Евгений понял только сейчас.
Первой навязчивой мыслью, возникшей в голове полковника, как только он осознал случившееся, было: развод, и немедленно. Но потом, сидя в машине и немного поостыв, он изменил свое решение. При разводе Инесса заберет Ромку, непременно будет настраивать его против отца, и он потеряет с ним контакт. А встать на суде и сказать о том, что его жена — морально разложившаяся женщина, которая недостойна воспитывать его сына, он не сможет. Инесса — мать Ромки, и парень не должен думать хуже о своей матери, чем думает сейчас.
