— Скажи мне, дорогая, когда ты влюбилась в меня? Теперь ты можешь признаться. В Форментера? Помнишь ту халупу, куда ты пришла меня навестить? Нет? Ну вспомни же… Ты провела неделю у этого дурака художника… Не хочешь разговаривать? А может, это было… Во Флориде? В тот день, когда все чуть не сорвалось, помнишь? Этот теннисист пронюхал о наших махинациях… А снимки были хороши… В аэропорту ты чуть не сдалась, признайся уж… Я просил тебя стать моей и только моей… Что с тобой, дорогая? Может, это от жары?
Однажды, разглядывая только что отпечатанные фотографии, где она распушила хвост перед бетонным магнатом, Анна сказала:
— А что, если его немного пошантажировать?
— …Что?
— Он заплатит нам кучу бабок. И на полгода можно расслабиться. (Вот как она теперь разговаривала. Такая образованная девушка…)
— Да что тебе еще надо? Наш бизнес процветает.
— Тебе этого достаточно?
— Да.
— Жалкие крохи!
— Наверное, ты выдохлась, раз говоришь так.
Я хотел обнять ее, но она меня оттолкнула.
— Ты устала. В последнее время мы работали без передышки. Может, поедем в отпуск?
— Вот заладил! Придурок!
— Могу предложить тебе кое-что получше. Мы сворачиваем лавочку. Женимся. Мы…
Она расхохоталась.
— Поженимся? Мы с тобой? Это все, что ты способен придумать? Мы спускаем все наши деньги на курортах, а через полгода возвращаемся в твою хибару в Атис-Монс? Ты знаешь, где я родилась? В Крезе, в беднейшей из провинций. В дыре под названием Подземелье! В Подземелье! Думаешь, такого не бывает? Теперь ты понимаешь, почему мне нужен воздух, самолеты, деньги, и чтобы все вокруг вертелось? Хочешь, чтобы я тебе подробно объяснила, идиот?
Чтобы сохранить лицо, я попытался изобразить презрение, но в этой игре ей не было равных.
— А что, если я сниму тебя на неделю, как все эти толстосумы? В конце концов ты всего лишь продажная шлюха.
По улыбке, которой она меня одарила, я понял, что она зайдет гораздо дальше, чем я мог себе представить.
В тот вечер у нас была работенка на вилле к югу от Барселоны. Эта гадина (именно так я думал о ней в тот момент) не сделала ничего, чтобы облегчить мне задачу. Несколько раз за вечер она оглядывалась на мое укрытие, рискуя выдать меня гориллам клиента. Смотря на него издалека, к тому же через объектив, я решил, что он скорее похож на честного человека. Не такой порочный, как остальные. Он мог сойти за отца семейства с повадками джентльмена. Из-за этого я даже несколько раз порывался уйти. Так и надо было сделать. Не знаю, что мне помешало. Его телохранители окружили меня, я не успел среагировать. (Сегодня я практически уверен, что Анна продала меня, но в глубине души еще теплится сомнение.)
Дальнейшее помню смутно. Помню ее, ее блуждающий взгляд, пока парни втаскивали меня на подоконник. Я орал ее имя. Я не понимал, почему они не бьют меня. Последнее, что встает перед глазами: я из последних сил цепляюсь за подоконник, а взбесившиеся каблуки дробят мне пальцы. И я разжал руки.
Очнулся я в больнице. Шале и Этьен были уже там. Хотя они пытались обратить все в шутку, я прекрасно понимал, раньше всех специалистов, докторов и диагностов, что на этот раз доигрался. Перелом таза, потеря левого глаза и странная дрожь в руках, которая не прошла и по сей день. В течение шести месяцев, пока я поправлялся в своем пригороде, я все ждал, что она появится. Этот эпизод навсегда поссорил меня со случайностью и примирил с логикой. По-моему, было совершенно логично, что все закончилось именно так?
Шале был на высоте, когда я захотел снова работать. Вместо того чтобы объяснять мне, что я больше не в состоянии удержать в руках фотоаппарат, он предложил мне снимать по мелочи — похороны актера на монпарнасском кладбище или вечеринки звезд. Я поблагодарил его за деликатное лицемерие. Через год мне снова захотелось увидеть Анну. Я висел на телефоне, пытаясь поймать ее по всему миру. Однажды вечером она соблаговолила снять трубку.
— Ну как, выкарабкался?
— Так себе. Я теперь печатаю чужие фотографии в супермаркете, у меня руки весь день в проявителе, но в общем ничего.
— Чего ты хочешь?
— Отпуска. За тобой должок. Всего несколько дней. Я жду.
— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Ты болен. У тебя ни гроша за душой. Зачем тебе это надо?
— Думаю, мы договоримся.
— …В каком смысле?
— Я рассказывал тебе о своем альбоме?
— Альбоме?
— Нашем альбоме. Сотня снимков, на которых ты и твои любовники. Те, кого я прополоскал в газете, спустятся с небес на землю, когда узнают, как я добывал информацию. А падать с облаков довольно болезненно, уж поверь мне.
— Подонок…
— Так я тебя жду.
В тот же вечер она появилась с дорожной сумкой — еще прекраснее, чем семь лет назад.
— Даю тебе три дня в обмен на фотографии и негативы. Ну а твой отпуск? Задрипанный отель в Дижоне с видом на озеро? В Дижоне небось есть какое-нибудь озеро?
Я хотел объяснить ей, что ни к чему ездить так далеко.
Я смешал себе еще один коктейль и вытащил лед из морозилки. Скоро стемнеет, но жара не прекращается. Я включил вентилятор на полную мощность. Анна хочет пойти в душ смыть песок, который приклеился к ногам. Я выбирал песочек помельче, практически черный. Выгружая две сотни килограммов на пороге моего дома, шофер долго объяснял мне, что этот песок совершенно не годится для строительства. Мне понадобился целый день, чтобы разбросать его толстым слоем по пустой гостиной. Пола совсем не видно.
Я снова сложил свой шезлонг и поставил его к подоконнику. Стемнело. Из окна видны только огни супермаркета напротив. Там я скупил все лампы для загара, которые у них были. Они отлично работают. Через два дня мы оба прекрасно загорим. Анна попросила меня вынуть видеокассету, которая крутится с утра без остановки. После восьми часов пляжа, согласен, надоедает. У меня есть много других — Таиланд, Багамы, в видеотеке была полная коллекция «Путешествий». Заодно я выключаю вентилятор. Она начинает плакать и умолять меня развязать веревки, которыми я привязал ее к шезлонгу. Когда она слишком уж расходится, я завязываю платком ее нежные губки.
— Не дергайся, дорогая. Расслабься. Мы в отпуске.
Оппортюн
Мне хватило всего четырех секунд, чтобы разорвать нить, связывавшую нас на протяжении стольких лет.
Мы с женой целую вечность готовились к этой прогулке на яхте. Наши друзья, Жан-Пьер и Маите, только что вернулись из путешествия. Было что-то символическое в том, чтобы вот так собраться всем вчетвером в каюте и ночь напролет вспоминать прошедшую юность. И каждая минута моей жизни будет принадлежать той, кого я люблю.
