У Аманды горели глаза.
– Ты что такое себе навоображал, извращенец? Бессовестный негодяй, меня от тебя тошнит! Предлагала себя тебе? О, конечно. Но ты и не такое придумаешь. Что угодно, только бы сорваться с крючка.
– Э-э-э?..
– Как ты смеешь, черт тебя подери? — орала Аманда. — Трахаться с этой сладкоречивой, разрушающей карьеры…
– Я что-то не вижу, чтобы твоя карьера была разрушена, — вставил Хьюго. — Я бы сказал, что все как раз наоборот.
Аманда прищурилась и вперила руки с длинными красными ногтями в боки.
– На твоем месте я бы помолчала, — рявкнула она. — Разговаривать будешь со своим адвокатом. И в суде при разводе.
Хьюго так крепко сжал Тео, что ребенок вскрикнул.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А ты что думаешь, черт тебя побери? — Аманда даже охрипла от крика, но выглядела победительницей. — Что женщины — или мне следует сказать матери? — в моем положении обычно имеют в виду?
Он несколько секунд неотрывно смотрел на нее. — Тео?
– Да, Тео. Если честно, то теперь, когда он выглядит прилично и его можно показывать людям, ему пора прекратить гнить здесь. Ему нужно жить в приличном месте. Он может поехать со мной в Лондон, — заявила она решительно, затем испепеляющим, уничижительным взглядом осмотрела Хьюго и его заляпанный пеной, мятый костюм. — Мне давно пора им заняться. Брать его с собой… всюду. На премьеры. В оздоровительные центры для матери и ребенка. В образовательные поездки. На Галапагосские острова и в другие подобные места. Ему нужно многое узнать и многому научиться перед Кембриджем. Начинать следует как можно раньше.
– Галапагосские острова?..
– Его также нужно должным образом окрестить.
– Но мы и близко не подходили к церкви за все время проживания здесь.
– Не здесь, — Аманда даже поморщилась. — Крещение будет проходить в Лондоне, что очевидно. В церкви святого Георгия на Хановер-Сквер. В крестные возьмем пару знаменитостей.
– Знаменитостей в кре… — Хьюго едва ли мог формулировать слова.
– Что касается школы, то я свяжусь кое с кем, кто мне кое-чем обязан, и устрою его в подготовительную школу, куда ходят дети Джереми Паксмана, а также Себастьяна Фолкса и Джейд Джаггер.
– Но Тео счастлив здесь, — возразил Хьюго. — Ему нравится в «Цыпочках». И там считают, что вскоре он сможет ходить к ним на полный день. Освободится место.
Аманда не слушала его.
– Отличная школа. Ричард Куртис выступал там прошлым летом на празднике. Изображал автомат, продающий фрукты. Мы отправляли туда фотографа для подготовки репортажа.
– Но ты не можешь… просто вырвать его отсюда подобным образом, — выпалил Хьюго. — Он живет здесь, не в Лондоне. Здесь его дом.
— Ну, вскоре это не будет его дом, — легким тоном ответила Аманда. — А тебе лучше привыкать к этой мысли.
Теперь Хьюго говорил тихо, чуть громче, чем шепотом.
– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы он жил с тобой? Но ты не сможешь им заниматься! Ты ничего не знаешь про Тео.
– Я знаю лучше.
Хьюго нахмурился.
– Что ты имеешь в виду? Что ты знаешь лучше?
– Я знаю, потому что я — его мать, если я могу тебе об этом напомнить. Матери знают лучше.
– А я — его отец. Я уже много месяцев в одиночку им занимаюсь.
Аманда кивнула.
– О, смени пластинку, черт тебя побери?
– Но забота о ребенке — это трудная работа. Двадцать четыре часа семь… ты не можешь представить. — Хьюго услышал, как его тон меняется с гневного на отчаянную мольбу. — Аманда, прекрати. Ты не хочешь этого.
– Самое смешное — это то, что я снова хочу попробовать, — растягивая слова, заявила Аманда и почесала сына под мягким подбородком длинными жесткими ногтями. — Тео превратился в маленькую куклу после того, как у него, наконец, стали расти волосы. Слава Богу, они теперь без рыжего оттенка. Мы будем хорошо смотреться вместе. Знаешь, маленькие дети — это сейчас самые модные аксессуары. Он может сопровождать меня на показы мод и стать маленьким талисманом «Класса». Как фигурки на капоте автомобиля.
Хьюго тошнило, и причины его плохого самочувствия никак не были связаны с вирусом, который он подцепил от Тео.
— Но ты не можешь… — начал он, затем замолчал.
Он подозревал, что она может. А если все на самом деле станет ужасно…
Хьюго вспомнил виденные им в газетах фотографии отцов, которые приковывали себя цепями к кранам, останавливали движение на улицах и бросали красный порошок в премьер-министра. И все потому, что им не разрешали видеться с детьми после развода. Именно это ждет и его? Неужели это может случиться на самом деле? После всего, что они пережили вместе с Тео?
— А ты подожди и увидишь, — злобно и победно заявила Аманда. — Я… — Но до того, как она смогла сообщить об угрозе, ее отвлек шум снаружи. Она подошла к окну и открыла его. — Проклятье! Это чертовы журналисты!
— Журналисты?
Аманда посмотрела на него яростно и нетерпеливо.
— Я звонила тебе насчет них, придурок. Интервью. Они хотят взять у меня интервью, чтобы я рассказала, как совмещаю блестящую карьеру со счастливым браком и успешным материнством. Дорогоооой! — воскликнула она и, шатаясь на опасных каблуках, направилась к Тео. — Ты готов к фотосессии?
Она бросилась к ребенку, словно орел на дичь, подхватила и прижала к себе, но затем быстро оторвала от себя и поспешно всучила Хьюго.
— О, какая мерзость! Он только что вытер свой грязный нос о мой рукав! Бери его! Быстро!
Аманда бросилась к раковине и стала суматошно смывать нанесенный урон детской губкой.
— Неужели он не понимает, что это крепдешин? — рявкнула она.
Когда зазвонил звонок, Аманда, покачиваясь, отошла от раковины и снова схватила Тео. Оторванный от отца ребенок жалобно и устало заплакал.
— О, заткнись, — прикрикнула на него Аманда, схватила соску, лежавшую ярдом с ванной, и засунула ее Тео в рот.
Хьюго наблюдал за Амандой, которая проверила своей внешний вид в зеркале, поправила волосы, повесила на лицо широкую улыбку, типичную для представителей шоу-бизнеса, и бросилась к лестнице. Ей, очевидно, было неудобно нести тяжелого ребенка, к которому она совершенно не привыкла.
– Осторожно, — предупредил Хьюго.
Она остановилась и бросила злобный взгляд через плечо.
– Нет. Это ты проявляй осторожность. И тебе лучше подыгрывать мне на этом интервью. Иначе ты на самом деле пожалеешь.
Хьюго мгновенно понял, что это соломинка, за которую можно ухватиться. Аманда говорит, хотя и злобным тоном, что если он проявит рассудительность и благоразумие во время интервью, будет улыбаться и во всем ее поддерживать, она успокоится, остынет и здраво посмотрит на вещи? Тогда можно будет что-то обсудить, провести переговоры и, надо надеяться, она изменит свое решение?