— Точно. И именно поэтому мы сделаем два сразу. Они не смогут одновременно попасть на оба. Понимаешь? Мы знаем это. И это развязывает нам руки. И одно из шоу — все в черном.
— Ты никогда не работала в черном.
— А теперь работаю. Я сделаю всю коллекцию в черном на одном из шоу. И все в белом — на другом. Причем в точности те же самые одежды и представленные в той же последовательности. Только одна коллекция черная, другая — белая.
Дефина удивленно моргала.
— Группа монахинь? Костюмчики пингвинов? — спросила она. — Подружка, ты меняешь свои привычки. Прости за подначку.
Карен засмеялась. Ди схватила идею. Это не шутка; это не только в пику Карлу — мол, я умею думать и в черно-белом раскладе. Нет, это нечто большее. Представители модной прессы, важнейшие покупатели-оптовики и клиенты бросятся на неделю показов мод в Париже, образуя то, что журнал «Elle» называет «единым монолитным союзом». Каждый из дизайнеров будет лезть из кожи вон, чтобы определить, где выставить свою коллекцию, когда ее выставлять, кто будет демонстрироваться перед ним, а кто после.
Но она сломает стереотип. Правда, есть опасность, что на «званый обед» никто не придет. Плохо. Чтобы этого не случилось, придется попотеть. Здесь, в США, она важная шишка, но кому какое дело до нее в Париже? Кто пойдет смотреть хотя бы одно ее шоу? А она задумала два! Никто не может попасть на два шоу сразу!
Конечно, это вызовет сенсацию. Так раньше не делали. Да и она никогда не работала в черном. Черный — вот тот цвет, который определит успех. Любимый цвет нью-йоркских знатоков моды. Все, начиная с Тайны Браун и кончая Грейс Мирабеллой, постоянно моделируют черные женские костюмы. Но из чувства противоречия Карен никогда не делала ничего подобного. Клиенты просили. Заказчики визжали. Она сопротивлялась. Получилось так, как будто все время она накапливала силы для подходящего момента. Карен чувствовала, как колотится ее сердце. Кровь прилила к ее лицу. Этот момент наступал.
— Ты разжигаешь чудовищный пожар, — сказала Дефина, но на ее лице начала проступать одобрительная ухмылка. — Придется снимать еще один демонстрационный зал, нанимать дополнительное число моделей, рассылать большее количество приглашений, а самое главное — подготовить больше моделей твоей черно-белой одежды.
— Черным по белому — так мы напечатаем карточки с приглашением на одно из шоу, белые по черному — на другое, — говорила Карен. — Одно шоу мы проведем на левом берегу Сены, другое — на правом. Будем проигрывать Майкла Джексона. «Черное дерево и слоновая кость». И ту, которую ты напевала. И никому ничего не скажем заранее. Пусть сами догадываются. — Карен засмеялась. — А в конце у нас будет два свадебных наряда.
Парижские шоу традиционно завершались демонстрацией свадебных нарядов.
— На белом шоу мы выставим белое свадебное платье, на черном — черное.
Дефина поглядела на Карен.
— Мне нравится, — сказала она медленно. — Остроумно. И неплохой маркетинг. Покупатели любят черное. Жаль, что ты не додумалась до этого месяца полтора назад.
— Конечно, хорошо бы. Но хорошо бы и чтобы прекратилась война в Сербии. Не всегда получается так, как мы хотим, Ди.
Она сделала несколько па в стиле Мика Ягера, напевая «Мы не всегда имеем, что хотим».
«Мы не всегда имеем, что хотим», — пропела ей в ответ Дефина. — Но если очень постараться, то мы иногда можем найти то, что нам нужно. Уг-гу.
И обе они закружились по комнате, распевая буп-да-буп буп-да-буп — рефренный вокал из песни Стоунсов.
— Я знала, что ты из крутых белолицых, девочка, — сказала Дефина одобрительным тоном.
— Клейся ко мне, и ты будешь ходить в гипюровых бикини, — пообещала Карен.
Дефина засмеялась.
— Я уже это делаю.
— Эй, Ди, мы выкрутились!
Вот так и случилось, что прямо тут, в захламленном офисе, поздним вечером, к Карен пришла такая радость, что перехватывало дыхание. Она видела все сразу, каждый чертеж, каждый клочок ткани, лоск на щеках Дефины, отпечаток от чашки с кофе на ее рабочем столе-формике — видела с такой ясностью и отчетливостью, что трудно было вздохнуть. Однако по опыту Карен знала, что такое состояние не может длиться долго, и в этом знании был такой сладковато-горький привкус, что она подумала, что сердце ее сейчас остановится.
— В Париже мы врежем им насмерть! — обещала Дефина.
— Кому нужна Norm Со? — кричала Карен.
Дефина остановилась и внимательно всмотрелась в Карен.
— Ну, ну. Так кому же нужна Norm Со? — спросила она очень серьезно.
Ответ Карен был прерван телефонным звонком. Она пошла к столу, чтобы снять трубку.
— Погляди в окно, — проговорил мужской голос с другого конца провода.
В голове мелькнуло — может быть, Центрилло стоит снаружи, девятью этажами ниже, скованный наручниками с ее родной матерью? Но нет, это не был теплый и успокаивающий голос Центрилло.
— Ты видишь меня? — сказал голос.
Карен узнала — с ней говорит Перри Сильверман.
— Ты где, Перри?
— Около дома. На углу. В телефонной будке на восточной стороне Тридцать седьмой улицы.
Карен выглянула в окно.
— Видишь меня? Я машу рукой.
Она увидела его или кого-то еще, размахивающего руками, как регулировщик уличного движения или как Робинзон на своем острове, когда, наконец, он увидел корабль. Может, Перри пьян?
— Я вижу тебя, Перри.
— И ты переспишь со мной?
— Вот так, сразу? Ты пропустил парочку ходов, приятель.
— О да. Мы сначала выпьем?
— Мне кажется, что ты уже пьян. Не хватит ли?
— А ты крутая евреечка!
Разве Дефина не сказала только что нечто похожее? Карен оглянулась на Ди и пожала плечами. Та ткнула себя указательным пальцем в грудь, а большим пальцем указала на дверь — дескать, она собирается уходить. Карен кивнула, отпуская подругу. Ей и самой пора было собираться домой.
— Что ты хочешь, Перри?
— Удружи мне, а?
— Отвезти тебя домой?
— Я не сменил простыни.
— Ты опять пропускаешь ходы, Перри.
В разговор вмешался голос телефонного оператора с предупреждением: ваше время кончается. Казалось, робот вложил другой, личный смысл в эту фразу.
— Подожди меня, я сейчас спущусь, — прокричала Карен, перекрывая голос оператора в надежде, что Перри ее услышит.
Она бросила трубку и накинула плащ.
— Запрешь за мной дверь, Ди? — крикнула она на бегу.
Когда она добежала до телефонной будки, Перри еще не вышел из нее. Он был одет в нечто, бывшее когда-то белым Акваскутом. Сейчас от белого цвета остались только воспоминания. Под пиджаком была видна голубая рабочая блуза.
