А пурга, будто разозлившись, что не сумела испугать, взвыла истошно, зло! И, подхватив уже не пригоршни, а тучи снега, налетела на тундру злой ведьмой. Собаки повизгивали от жестокого мороза, усилившегося от ветра. Волчата прижались к Кэрны. Морды под брюхо ей спрятали. И только один потому остался с человеком, что поверил: с ним будет безопасней и не так страшно.
Охотнику в медвежьем кукуле было тепло, даже жарко. И он оставил в нем лишь небольшое отверстие, чтоб дышать. Эта пурга в открытой тундре для охотника была далеко не первой. Сколько раз приходилось пережидать ее вот так, как теперь. Иногда пургу звали «старик». Этот свирепствовал по три дня, не больше. Его охотники не пугались. Боялись они «старуху». Такая пурга была опасна всем. Всему живому. Начинала она исподтишка. Вначале лизала поземкой наст, полозья нарт. А потом бушевала злее «старика». Но не считанные дни, а неделю, две, три. Случалось, отдохнет день-другой и снова взовьется. Никому в тундре не даст прийти в себя. Измотает и человека, и стаю. Даже сопки, пни и коряги стонут от нее. Никого не щадит «старуха», никого не жалеет…
Человек, еще когда забирался в кукуль, глянул на темное небо. Решил: значит, сразу пурга взбесится. Это «старик»…
Кэрны тоже глянула на небо. Черное. Много силы у пурги. Не скоро растрясет ее на болоте. Тут просторно — долго гулять будет. Значит, «старуха»…
Пурга, упав с неба, забилась в тундре подранком. Она метала снег. Наваливала сугробы и тут же раскидывала их. Пурга переставляла сугробы по своему капризу. Теперь она одна хозяйничала в тундре, и ей не пристало уставать. Вот она сняла сугроб с нарт, вымела из-под снега человека и вожака. Хохотнув над обоими, ухватила пса, оторвала от тундры, от хозяина. И, покатив его лохматым комком, била по обледенелым кочкам. Вожак взвыл. Пурга будто смеялась, волоча его все дальше от человека. В тундре охотник не хозяин. Пурга, подхватив пса, тащит его дальше. Хлоп об корягу! Вожак визжит. Из глаз слезы льют и тут же замерзают прозрачными сосульками. Их некогда сорвать. Собака пытается влезть под корягу, удержаться. Но разве спрячешься на болоте! И снова летит вожак упряжки стонущим лохматым комом. Пурге вздумалось поиграть. А она свою забаву не выпустит…
Стонет пес, катает его по болоту пурга. Вот он завяз. Барахтается. Лапы… Его передние лапы затягивает трясина. Вожак рванулся. Но нет, и задняя застряла… А пурга хохочет зло. Вожак взвыл. Зовет человека. Ведь всю жизнь служил ему. Но охотник не слышит. В пургу так сладко спится в кукуле…
Пес увяз по брюхо в незамерзающей трясине. А пурга сыплет на его спину и голову снег. Заживо хоронит.
Но… кто это разгребает лапами сугроб? Волчица! Жрать захотела? Покуда еще не сдох — это так удобно. Ведь и противиться не сможет… А Кэрны спешит. Главное — успеть схватить за загривок. Тогда обязательно вытащит. Если болото не засосет ее вместе с вожаком.
Кэрны хватает пса, сама на брюхе пытается отползти. Упереться не во что, да и опасно. А пес тяжел. Наверное, от старости. Полукровка хватает загривок надежнее. Тянет рывками. Вожак молчит. Терпит. Вся пасть волчицы в собачьей шерсти. Да неволя заставляет помочь псу. Засосет его болото — опять волчат впряжет в нарты человек. А Кэрны этого не хочет. Тянет она ездовика, рыча на него, на глупого человека, на злую пургу. Тянет так, что в глазах рябит.
Еще перехват. Кажется, получилось. Рывок. Передние лапы свободны. Вожак пытается сам отползти от опасного места. Но задние лапы. Эх, незадача! Еще рывок! Теперь — проще. Пропустив вожака вперед, Кэрны ползет сзади. Кто его, старого, знает, хватит ли сил добраться к человеку? Хватило. Теперь отогреется. И пусть живет. В упряжке. Он и рожден для нее. Потому зовется собакой. А ее волчата не должны жить в такой неволе. Они звери тундры, ее дети. Сейчас она их хозяйка. Она, а не человек!
Вожак с трудом улегся на прежнее место: под кукуль, в ноги человеку забился. А полукровка возвратилась к волчатам. Греясь и повизгивая от усталости, она подумала о том, что какая чистокровная волчица полезет в эдакую непогодь па болото за псом. Она скорее б выбрала человека. Он в кукуле беспомощен… И, словно поняв оплошку, пурга обрушилась на Кэрны. Но не смогла сорвать ее с земли. Полукровка точно вросла в нее. Нет, такую не укатить на болото. Покуда есть силы — она не поддастся пурге, которая заваливает Кэрны сугробом. Самый высокий намела. Из-под такого попробуй выберись живьем! Пять дней на нем пурга плясала. А на шестой — заметила внизу в сугробе маленькую дырку, из какой шел пар от дыханий. И, развернувшись, взбеленилась вновь пурга. Залепила дырку. Намела рядом с этим сугробом целые горы снега. Уж теперь никто не выберется! Ни один не выживет…
Человек лежит в кукуле голодный. Галеты кончились. Надо бы вылезти. Там, в мешке, под нартами, есть и сахар, и масло, и юкола. Но как встать? Его замело снегом так, что невозможно пошевелиться. Теперь вся надежда на собак. Закончится пурга — сами вылезут и его отроют. Но когда? Сколько дней прошло? Наверное, пурга не ослабевает… Охотник зовет вожака, но голос умирает в кукуле, его никто не может услышать…
«Неужели собачки сдохли? Не вынесли пурги. Но не может быть, чтоб все. Кроме вожака, в упряжке есть сильные, молодые ездовики! Хотя и их мог погубить мороз», — думает охотник, и холод страха от пяток до макушки пронизывает его. Он знает: не выживут ездовики — значит, и самому придется умереть здесь, среди тундры. Пока сын хватится — поздно будет. Ведь не знает он, где искать снежную могилу…
В кукуле под сугробом так тихо, что ни один звук тундры не доходит сюда. Человек пытается повернуться, но напрасно. Ни ногой, ни рукой не пошевелить. Словно младенца, спеленала тундра.
А пурга мела еще три дня. И лишь к вечеру, уставшая, улеглась на сугробе, каким завалила Кэрны и всех. И сразу в тундре стало тихо. А небо усыпали любопытные звезды, они будто хотели увидеть, кто сумел уцелеть после такой пурги.
Но вот диво! Из-под сугроба, будто из логова, выскочила волчица, а вместе с нею — все четверо волчат. Даже того, какой пожелал остаться с человеком, в одну из ночей выкопала Кэрны и загнала под сугроб, к остальным волчатам. Теперь вот они и выбрались все. Под боком у матери оказалось выжить проще…
Кэрны отряхнулась. Глянула вокруг. Пойти в тундру вместе с волчатами и подкормиться там? Но сейчас все зверье лишь откапывается. После пурги сил мало. Не скоро вылезут. Может, лучше пока раскопать снег, где лежат мешки с юколой? После него и охотиться потом проще будет… Но юкола под нартами. Значит, надо поднять человека, — догадалась Кэрны и поплелась к большому сугробу, увлекая за собой волчат. Те разрывали снег остервенело. Кэрны изо всех сил помогала им. Два раза отдыхали полукровки. А едва переведя дух, снова терзали сугроб, который хотя медленно, но поддавался… Когти рвут снег. Вот и кукуль. Кэрны тычет в него мордой. Охотник едва пошевелился. Кэрны лапой наступила на кукуль. Торопит. Охотник высунул из кукуля голову. Глянул на Кэрны, волчат. Трудно вытащил руки. Потом попытался встать. Но сразу не смог. Лишь передохнув, вылез из кукуля и тихо сел на сугроб.
Полукровка ткнула хозяина в плечо носом.
