Неофициальной, но и бесспорной столицей Новой Англии является, конечно, Бостон, который к тому же считается в Соединенных Штатах городом самым интеллигентным. «И единственным», — обычно скромно поправляют сами бостонцы.
Обросший лучшими университетами страны, начиненный музеями, концертными залами и библиотеками, Бостон по праву претендует на звание «американских Афин» — за что местных жителей все остальные считают снобами. Это, кажется, единственный порок, с которым гордые бостонцы готовы мириться. Их интеллектуальное высокомерие отражается даже во внешнем облике: здесь носят одежду академического, так называемого «оксфордского» стиля. Говорят бостонцы с аристократическим выговором, пропуская половину согласных. Взглядов придерживаются исключительно либеральных, нравов — старомодных, обычаев — европейских. Всем видам транспорта бостонцы предпочитают бег трусцой. Многие из них уверены, что дикий Дальний Запад начинается как раз за городской чертой.
В тени интеллектуальной славы Бостон пестует свое прошлое, обеспечившее городу его нынешний статус. Действительно, именно здесь все начиналось — первая почта, первый банк, первая газета, не говоря уже о революции. Бостон — родина половины американских писателей, один из которых назвал свой родной город «центром Солнечной системы».
Когда вы все это выслушаете от коренного бостонца, а ни один из них не упустит случая, хорошо ему напомнить, чтобы он не зазнавался, как в этой колыбели свободы некогда сожгли четырех ведьм и повесили четырех квакеров.
Несмотря на все исторические реминисценции, которых тут не меньше, чем в Европе, Бостон — город с дерзкой современной архитектурой. Но при этом здесь сумели сохранить центр в неприкосновенности. Более того, гуляя по даунтауну, вы не можете отделаться от впечатления, что в новоанглийской деревушке XVII века каким-то чудом выросли небоскребы. Многоэтажные стеклянные громады всего лишь застенчиво отражают изящные старинные церкви. По средневековым узким переулками можно гулять, но не ездить — что, конечно, редкость в Америке.
Для удобства туристов широкая красная полоса, нанесенная прямо на булыжную мостовую, ведет вас через всю старинную часть города. Это так называемая «дорога свободы» — наглядная энциклопедия американской истории. Пройдя положенные два километра и осмотрев шестнадцать памятных сооружений, вы сможете сдать любой экзамен.
Впрочем, мне, как и большинству туристов, особенно по душе тот памятник, которым начинается и кончается «дорога свободы», — Квинси-маркет. Это старинный рынок, расположенный в самом центре, в двух шагах от гавани. Когда-то здесь было сердце города, славного своей торговлей. Потом появились супермаркеты — рынок закрылся, обветшал, пришел в упадок.
От окончательного разрушения Квинси-маркет спас двухсотлетний юбилей революции. К празднествам отцы города отреставрировали старинные аркады, населили их торговцами разной снедью, и теперь здесь вновь стал городской центр — с праздными толпами, бродячими актерами и музыкантами, фестивальным духом и, конечно же, знаменитыми бостонскими устрицами.
Так бостонцы не только спасли архитектурный исторический памятник, но и вернули городу живую связь с прошлым. Рынок ведь всегда был средоточием городской жизни, ее квинтэссенцией. Не зря Сократ вел свои диалоги не в Акрополе, а на афинском рынке — агоре. Бостон, считающий себя, как я уже говорил, Афинами Нового Света, не мог смириться с потерей базара, который так уместно дополняет Гарвардский университет и Массачусетскую технологическую школу.
Когда американцы рассказывают иностранцам о Вермонте, они закатывают глаза и размахивают руками, показывая собеседнику, что не жить в Вермонте — горе, а не побывать там — преступление.
Вермонт действительно не похож на остальную Америку. Когда-то, в XVIII веке, вермонтцы даже создали свое независимое, суверенное государство, но в конце концов все же вошли в союз на правах четырнадцатого штата. Но непохожесть осталась, только определить, в чем она заключается, не так просто.
Пересекая границу штата Зеленых Холмов — такое прозвище носит Вермонт, — вы видите именно зеленые холмы. Они следуют друг за другом в таком странном порядке, что на каждый из них нужно взобраться с самого низа, потом спуститься, потом опять забраться — и так до самой Канады. Каждая гора здесь сама по себе, со своим подножием, перевалом и названием. И каждая растет от уровня моря до невысокой вершины. Вот так рисуют горы дети, выросшие в степях, — аккуратные загогулины на линии горизонта.
Вермонтские холмы тщательно, без проплешин заполнены лесом. И лес этот в основном березовый. Берез здесь столько, что они могли бы излечить ностальгию всех трех волн русской эмиграции.
Немногие места, не занятые горами, залиты озерами. Местное предание считает их бездонными. И в самом деле, озера Новой Англии страшно глубоки и очень чисты. Когда-то воду из них даже экспортировали. Зимой выпиливали из озер ледяные глыбы и перевозили на кораблях, скажем, в жаркую Калькутту. Там из новоанглийских айсбергов делали ледяные кубики для англичан, изобретших коктейли раньше холодильников.
Горами и озерами вермонтская дикая природа исчерпывается. Здесь нет ничего сверхъестественного — ни Ниагарского водопада, ни Гранд-каньона. Особенность Вермонта в другом — в соразмерности, в гармоничности, в благородной сдержанности.
Вермонт — это всеамериканское захолустье, заповедник сельской тишины. Наверное, каждой стране нужна идеальная провинция. Такое место, где всем становится ясно, как далеко мы ушли по пути прогресса и как много потеряли по дороге. Жить здесь понравится далеко не всем. Но этого и не нужно. Достаточно, что где-то существуют вермонтские городки, которые просто не могут обойтись без уменьшительного суффикса. Ослепительно белая церковь, маленький, но с солидными колоннами банк, лавка, в ассортименте которой на первом месте — наживка для рыбной ловли. Еще железная дорога и местные девушки, с завистью провожающие монреальские поезда. Есть в Вермонте что-то от меланхолической чеховской провинции, но без чеховской же горечи.
Натуральность вермонтского образа жизни — продукт сознательного выбора и мудрого управления. Вермонт — один из самых маленьких (около полумиллиона жителей) и самых бедных штатов в Америке. Нет здесь большой промышленности, крупных городов, небоскребов. Закон запрещает даже устанавливать рекламные щиты на дорогах.
Но это не значит, что Вермонт — заповедник нетронутой природы, каких в Америке великое множество. Напротив, вермонтская земля несет на себе следы человеческой деятельности. Только деятельность эта — облагораживающая.
В Вермонте я впервые понял, как красив сельскохозяйственный пейзаж. Не бесконечные поля — от горизонта до горизонта, а маленькие уютные фермы со знаменитыми красными амбарами, не менее знаменитыми крытыми деревянными мостами, мельницами, коровами, лошадьми. Вряд ли местные аграрии вносят весомый вклад в сельскохозяйственное могущество Америки. Сельская жизнь в Вермонте имеет скорее декоративный характер. Вот так горожанин, который уже забывает, что молоко берется из коров, а не из пакетов, представляет себе идеальную, как на картинке, ферму.
