— А из-за чего его убили? — нахмурившись, спросила
соседка.
— Из-за меня. На меня наехали. Хотели, чтобы я стучала
на своего шефа.
— Это того, что провожал тебя вчера до двери?
— Ну да. Я отказалась. Тогда они убили Матвея.
— И что ты?
— А что я? Теперь стучу. Потому что у меня есть еще
родственники, которых мне не хочется потерять.
Симочка прикусила губу, некоторое время думала, потом
спросила:
— Тебе хоть что-нибудь известно про этих людей?
Я невесело рассмеялась, закашлялась и сквозь кашель
просипела:
— Кое-что.
— Послушай, Мариша, я не стану давать тебе
советы, — повела бровями Симочка, — ты женщина умная и
сообразительная. Я лишь внесу одно предложение.
— Давай, — разрешила я.
— Все, что знаешь, ты должна записать на видеокассету и
спрятать ее в надежном месте.
— У меня нет видеокамеры.
— Ну, на аудиокассету. Все равно ты сейчас торчишь
дома, возьми магнитофон и сделай запись. Так всегда поступают люди, которых
шантажируют или запугивают. Вдруг с тобой что-нибудь случится?
— Вот спасибо-то!
Я закрыла глаза. Передо мной проплывали обесцвеченные сны,
подернутые дымкой реальности.
— Ты поспи, а я пойду собираться. У меня отгулы
накопились, поеду в деревню. Вернусь в среду вечером и зайду тебя проведать.
Я помахала ей слабой рукой и, обессиленная, тут же уснула. К
обеду позвонила Липа.
— Липа, мне так плохо, — пожаловалась я. —
Глотать не могу — Какая у тебя температура? Высокая? Это наверное, ангина.
Подожди, я сейчас приеду.
Но приехала ко мне вовсе не она, а Горчаков — в компании с
молодым врачом, который, ворвавшись в квартиру, сразу принялся надо мной
издеваться. Выставив шефа на кухню, он вертел меня так и сяк, лазил в горло
палочкой, проверял пульс, измерял давление и температуру. Его руки казались мне
такими же холодными, как и диск фонендоскопа, которым он в меня тыкал. В конце
концов он угомонился, сделал мне укол и позвал Горчакова. Они о чем-то тихо
говорили, искоса поглядывая на меня. Через некоторое время я уснула.
Несколько часов сна вернули меня к жизни.
— Это не ангина, — сказал Горчаков, которого я
увидела, открыв глаза. — Всего лишь переохлаждение. Скоро будете как новенькая.
Он сидел на краю постели и держал меня за руку. Я осторожно
освободила пальцы:
— Я уже и так чувствую себя человеком.
Мне было жутко неудобно. Я была растрепана, неумыта и,
наверно, ужасно непривлекательна.
— Врач велел вас покормить, — произнес Горчаков. —
Сейчас поедите, и я уйду. Глотать не больно?
— Только чуть-чуть.
Я послушно съела все, что он приготовил.
— У вас нет запасного ключа? — спросил он на
прощание. — Вам не стоит вставать.
— Можете просто захлопнуть за собой дверь. — Фраза
прозвучала как-то уж слишком сурово, и я поспешила добавить:
— Огромное спасибо за все.
— Я не сделал ничего особенного, — повел бровью
Горчаков.
— Приятно, когда о тебе заботятся, — тихо сказала
я.
— Конечно, я понимаю… Вам не хватает мужа.
Он ушел, а я подумала, что отношения у нас с ним в последнее
время сложились чрезвычайно странные. Было гораздо спокойнее, когда я обожала
его издали.
Ближе к вечеру я выползла из кровати, приняла душ,
причесалась и переоделась в джинсы и свитер. Вдруг Горчаков вернется? Но вместо
него ко мне пожаловали другие гости. Привезла их Вера. Она позвонила со своего
мобильника и радостно прокричала:
— А ну-ка выгляни в окошко!
Я послушалась. Вера стояла под моим балконом, прижимая
трубку к уху, из ее автомобиля выбирались две незнакомые женщины.
— Я их нашла! — победным тоном продолжала
Вера. — Еще две жертвы Шлыкова! Ты представляешь, что у нас получается?
— Представляю, — сказала я. — У нас
получается подпольная организация. Они тоже вдовы?
Вера немедленно подтвердила мое предположение. Ира Медведева
оказалась совсем молодой девушкой, невысокой, с потрясающе красивой косой,
спускавшейся ниже пояса. Она зарабатывала себе на хлеб в танцевальном шоу
«Коломбина», а на маслице к нему — в постели директора цеха по производству
питьевой воды «Льдинка». Ее двадцатилетний муж погиб в автокатастрофе через два
дня после того, как она наотрез отказалась сотрудничать со Шлыковым и доносить
на своего любовника.
Катя Пашкова была старше нас всех. Сорок два года, взрослые
дети. Ее роман с директором загородного клуба был сущим безумством. Она уже
хотела его прекратить, когда в ее жизни появился Шлыков. Последовали угрозы,
затем «самоубийство» мужа — он застрелился из собственного пистолета, даже не
оставив предсмертной записки.
— Что же это делается? — бескровными губами
прошептала Вера, когда женщины по очереди рассказали свои истории. —
Просто абсурд какой-то! Выходит, у нас можно мочить людей, как воробьев — ни
тебе наказания, ни тебе мук совести. Они что там, в разведке, совеем
отмороженные? Вместе с удостоверениями получают ледяное сердце и лицензию на
массовый отстрел граждан?
— А мне кажется, — сказала Катя, — что этот
Шлыков злоупотребляет своим служебным положением. Возможно, он начальник
какого-нибудь подразделения, и контроль над его действиями — минимальный.
Набрал себе отморозков и с их помощью совершает все эти злодейства.
— Тогда, очевидно, на них можно пожаловаться? —
робко предположила молоденькая Ира. — Каким-нибудь вышестоящим
начальникам?
— Понимаете, если мы только сунемся в эту организацию,
а Шлыков узнает об этом, нам ведь не жить. Если он преступник, то мы —
свидетельницы, вот ведь в чем проблема, — сказала Вера. — Нас уберут
тотчас же.
— У меня есть совершенно конкретный план, — продолжила
Катя. — Мой муж был бизнесменом со связями. К нам в дом приходило
множество людей. Сейчас я занята тем, что ищу среди них того, кто мог бы
познакомить меня с нужным человеком.
— Другим фээсбэшником?
— Точно. Если мне это удастся, информация пойдет совсем
с другой стороны. Шлыкова проверят так, что он об этом не узнает и никогда не
догадается, что это мы на него настучали… Поэтому нам не будет грозить
опасность.
— А что? Это очень даже разумно, — согласилась
я. — Если найдется какой-нибудь высокопоставленный чин, готовый нам
помочь, то план вполне может сработать.
— Ну не верю я, что наши федералы такие скоты! —
взмахнула руками Катя. — А вы видели этого сопляка с серьгой в ухе? Он
моложе моего старшего сына!
