Какой милый! На мои глаза точно навернулись бы слезы, не
знай я, что степень его нежности ко мне прямо пропорциональна его блудливости.
— Нет, лучше лягу спать. Я рада, что ты вернулся.
В этом я не лукавила. Я действительно была рада, что он здесь
и ворочается рядом, блаженно вздыхая во сне. Матвей обладал замечательной
способностью засыпать мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Всю ночь я
обнимала его, как ребенок обнимает любимого мишку, когда родители уже погасили
свет и закрыли дверь с другой стороны.
В субботу мы встали поздно. Вечером предстоял выход в свет,
намечался день рождения одного певца, который он решил отметить в клубе
«Триумфатор». Достойное место для человека, как молью, слегка побитого манией
величия.
С чувством глубокого удовлетворения я надела платье. Ранее я
с ним мысленно уже рассталась, как со слишком тесным вместилищем своего тела.
Матвею нравилось, что жена хорошо выглядит. Я накрутила волосы и оставила их
распущенными. Даже на шпильках я была ниже своего мужа.
В начале вечера Матвей не отходил от меня, представляя своим
новым знакомым. Но вот появились музыканты, и на большом, выложенном мрамором
кругу собрались желающие потанцевать. Музыка полилась тягучая и сладкая, словно
сгущенка, и пары под нее медленно вертелись, прилипнув друг к другу.
На первый танец Матвей уступил меня известному
телевизионщику. Работа в эфире свернула тому мозги, и он трещал без умолку,
будто я была частью его телеаудитории. Было видно, что я ему нравлюсь. Может, я
действительно выглядела неплохо. Но после вчерашней встречи с фээсбэшниками во
мне образовалась невидимая взгляду червоточина, она разрушала меня незаметно,
но неотвратимо.
Поверх мужского плеча я рассматривала людей, которые
наполняли зал, и переводила глаза с одного лица на другое. И вдруг… Увидела
Егора! Вчерашнего шофера и моего нынешнего связного. Я так сильно вздрогнула,
что напугала своего партнера.
— Что такое? — удивился он. — Случилось
что-то ужасное?
— Вспомнила страшный сон, — пробормотала я, а про
себя подумала: «Какого черта он приперся? По выходным я не обязана встречаться
с Горчаковым и доносить на него!» Выходит, за мной теперь постоянно следят?
Просто так, на всякий случай, чтобы я не выкинула какой-нибудь фортель.
Интересно, что я могу выкинуть? Выйти на сцену, отобрать у певца микрофон и
рассказать благородному собранию о том, как вчера на собственной даче меня
завербовала ФСБ?
Я снова подняла глаза и уперлась ненавидящим взглядом в
Егора. Он же смотрел на меня так, словно я была просто пятном на стене.
Дождавшись последних аккордов мелодии, я рассталась с телевизионщиком и
поступью Командора направилась к Егору.
— Разрешите вас пригласить? — спросила я голосом,
в котором напрочь отсутствовала томность.
Мерзкий тип даже не соизволил кивнуть. Я взяла его за руку и
потащила в круг танцующих.
— Белый танец, — сказала я. — Дамы приглашают
и поют.
И опустила руки на плечи Егора. На его лице появилось
отвращение. Сегодня он выглядел совсем иначе, чем в момент нашей первой
встречи: на нем был летний костюм фисташкового цвета, пара прядей на макушке
обесцвечена, в правом ухе — маленькая круглая серьга. Я положила голову ему на
плечо — это была бесшабашная храбрость из серии: «Эх, помирать, так с музыкой!»
Как только я это сделала, тут же почувствовала резкий рывок
— Егор одним движением притянул меня к себе и прижал к своей груди так, что я
едва не заорала.
— Никогда больше не афишируйте нашу связь, —
сквозь зубы прошипел он мне в самое ухо, пощекотав его зловещими интонациями.
Я думала, что после этого он изо всех сил оттолкнет меня и я
пролечу через весь зал, приземлившись на пятую точку. Вместо этого он снял мою
руку со своего плеча, отвел ее вбок, сжал пальцы и в такт музыке начал точными
сильными движениями бросать меня из стороны в сторону, ловить, поворачивать,
прижимать к груди и фиксировать там на пару ударов сердца. «Черт побери! —
ахнула я про себя. — Их там учат даже танцевать!»
Мне никогда не доводилось попадать в руки столь умелого
партнера. Я была игрушкой в его руках и бессознательно подчинялась чужой воле.
Наше сольное выступление закончилось тем, что он положил меня спиной на свое
колено, потом легко поднял, повернул за плечи лицом к себе, наклонился и
запечатлел на моих губах короткий стерильный поцелуй. При этом в его глазах
ничего не отразилось. Вообще ничего. Пустыня Гоби после песчаной бури.
— В понедельник на Казанском, — шепнул он
напоследок и быстрыми шагами направился в глубь зала.
Расступившаяся толпа танцующих весело зааплодировала. Я
непроизвольно вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Что это за мальчишка? — спросил подошедший
Матвей и сунул мне в руку бокал с шампанским.
Он был недоволен тем, что на жену обратили внимание, а его в
этот момент не оказалось рядом.
— Так, какой-то хлыщ… — неопределенно ответила я.
Мне с трудом удавалось сохранять хладнокровие.
— Танцевать с хорошим партнером — все равно что
публично заниматься любовью, — сказал подошедший именинник.
Все афоризмы, которые он знал, были на одну тему. Волосы
поп-идола, заплетенные в десятки косичек толщиной с мышиный хвост, разбудили
мое воображение. Интересно, сколько времени он сидел в парикмахерской кресле,
любуясь на себя в зеркало? Ох уж эти мужчины!
В конце вечера Матвея попросили сыграть на рояле. Он расцвел
и, получив в свое распоряжение инструмент и всеобщее внимание, выдал чудесную
романтическую мелодию, которую лично я никогда прежде не слышала. Мне она так
понравилась, что на время я даже забыла о том червячке, что сидел внутри меня.
Музыка уносила в чудесное никуда…
— Он классный парень, твой муж, — шепотом сказал
мне на ухо незаметно подошедший сзади Егор. — Жаль, если с ним что-нибудь
случится. Не правда ли?
Я резко обернулась, но моего мучителя уже не было. На
сегодня он исчез окончательно, снова лишив меня покоя.
Все воскресенье я представляла себе, как буду шпионить за
Горчаковым, и это приводило меня в отчаяние. «Почему я? Почему не Липа,
например? А это отвратительное предписание забраться к шефу в постель!» Задание
явно было с душком, но что же делать?
В понедельник я впервые за время работы на фирме изменила
своим принципам и явилась на службу в открытом коротком платье. По моим личным
стандартам, это почти что порнография.
Липа даже внимание не обратила на мой вид: все игрища,
касавшиеся взаимоотношений полов, она стойко игнорировала. Если ее кто-нибудь
не втягивал в спор, конечно. Тогда — берегись. Она могла вогнать в краску кого
угодно.
Зато Горчаков, кажется, был слегка озадачен. Еще бы! Я вечно
изображала из себя одуванчик, а тут вдруг голые плечи, длинные ноги — с ума
сойти.
