Когда Крылов увидел Липу, над которой мы трудились втроем —
я, Вера и Ирочка, — у него глаза полезли на лоб.
— Липа! — воскликнул он. — Вы выглядите
потрясающе.
— Наконец-то я слышу от вас комплимент! — фыркнула
та. — А то вечно одни претензии.
— Вот! — воздел палец к небу Крылов. — Тот
самый тон. Если вы будете его придерживаться, Шапкин ваш с потрохами.
* * *
Когда мы подъехали к «Трем колоскам», Крылов мгновенно
определил для себя пост наружного наблюдения. Это был бар через дорогу с
широкой верандой, на которой стояли маленькие столики. Правда, в настоящий
момент они все оказались заняты, но я ни секунды не сомневалась, что для
Крылова такой пустяк не проблема.
— Мы с тобой изобразим пару, — предупредила я
Горчакова. — А Липа отправится в свободный полет.
— Кажется, я нервничаю, — призналась она, однако
по ее лицу невозможно было распознать, что у нее вообще есть нервы. — Если
меня спросят, кто я такая, что говорить?
— Скажи, что ты дизайнер. Этого будет достаточно.
— Ладно.
Внутри было полно людей. Некоторые стояли, разделившись на
небольшие группки, остальные сидели за столиками в глубине зала, а также на
высоких табуретах у барной стойки. Взгляд радовали самотканые рогожки и
воткнутые в специальные металлические зажимы пучки колосьев. В интерьере преобладали
желтые тона, вероятно, символизирующие время жатвы. Некрашеное дерево позволяло
чувствовать себя ближе к природе.
— Ты знаешь Шапкина в лицо? — спросила я
Горчакова.
— Довелось разок видеть, — усмехнулся тот. —
Правда, до знакомства дело не дошло.
— Тогда ищи его.
Мы стали потихоньку озираться по сторонам, стараясь не
привлекать к себе внимания. Липа уселась возле стойки и заказала себе фруктовый
коктейль. На нее мгновенно положил глаз какой-то тщедушный субъект, один из тех
сморчков, которые особенно любят сочных женщин.
— Давай потанцуем, — предложил Горчаков. — Мы
будем кружиться под музыку и получим хороший обзор.
Я признала, что он прав, и мы направились к эстраде.
— Положи руки мне на плечи, — приказал шеф.
Я подчинилась. Он осторожно обнял меня, и я тут же
зажмурилась, уткнувшись носом в его плечо. Мы начали медленное движение под
чудесную музыку, и мне показалось, что мир слетел с катушек, раз я нахожусь в
объятиях мужчины моей мечты и еще не умерла от счастья.
— Эй, — через некоторое время позвал
Горчаков. — Ты не смотришь!
— Извини, — опомнилась я, — Я увлеклась.
И тут же увидела Шапкина. Все, что заставило меня
расслабиться, мгновенно отошло на второй план. Я напряглась, как зверек,
почуявший опасность.
— Где он? — спросил Горчаков, который обо всем
догадался по моей реакции. — А, вижу, вон он, с двумя молодцами болтает.
— Мазуренко среди них нет? — спросила я, не
поворачивая головы.
— К счастью для Мазуренко, нет.
Мы подошли к Липе, и Горчаков оттеснил плечом тщедушного
типа, который все это время не оставлял попыток завоевать ее внимание.
— Минуточку! — воскликнул тот. — Что-то я не
понял…
— Пшел вон, — процедила я сквозь зубы. — Не
для тебя девушка наряжалась.
Сморчок, ворча, отошел.
— Вон он, Шапкин, — Горчаков кивком указал в том направлении,
где наш злой гений, ни о чем не подозревая, предавался веселью. — Рядом с
ним нет ни одной дамы, так что вам, Липа, и карты в руки.
Она повернула голову и секунд тридцать пристально глядела на
Шапкина. Затаив дыхание, мы ждали результата.
— Надеюсь, он принимает душ по утрам? — наконец
спросила она.
— По моим сведениям, личная гигиена всегда была его
сильной стороной, — сообщила я.
Липа, кажется, приняла мои слова всерьез.
— Ладно, годится, — заявила она таким тоном, будто
мы продавали ей пылесос. — Пойду на разведку — Липа, — важно сказал
Горчаков, — вы не должны провалить задание.
— Обещаю, он останется жив.
Она проворно сползла с табурета и, одернув свое новое
ярко-голубое платье, двинулась в сторону Шапкина и двух его приятелей, которые
стояли с бокалами шампанского в руках и что-то оживленно обсуждали.
— Хотелось бы мне послушать, — усмехнулась
я. — Просто умираю от любопытства.
— Можно подойти с другой стороны. Видишь большую пальму
в кадке? — предложил Горчаков.
— Давай попробуем!
Мы сделали круг и в конце концов очутились в тылу врага.
Липа за это время уже успела разбавить тесную мужскую компанию.
— Кажется, мы попали в разгар комедии, — прошептал
Горчаков, приблизив губы к моему уху. Почувствовав его близкое дыхание, я едва
устояла на ногах.
— Ты что? — спросил он.
— Так, ерунда, не обращай внимания.
Липа между тем наступала на двух парней, которые до ее
появления владели вниманием Шапкина. Насколько мы могли понять, они то ли
подкалывали ее, то ли сказали что-то, по ее мнению, недозволенное.
— Сколько вам лет? — грозно спросила Липа, глядя
на одного из них.
— Три десятка, — усмехнулся тот.
— А вам? — обратилась она ко второму.
— Примерно столько же.
— Мне кажется, — заявила Липа Шапкину, — лет
тридцать назад в среде кретинов произошел демографический взрыв.
В глазах у Шапкина запрыгали чертики.
— Кажется, она его заинтересовала, — Горчаков
снова наклонился ко мне. — Мы можем не беспокоиться.
— Посмотрим, что будет дальше, — шепнула я.
— А пока пойдем танцевать.
И мы танцевали. Я давно уже не испытывала такой эйфории, как
в этот вечер. Выражение «потерять голову» наконец-то обрело для меня смысл. Ни
о какой трезвости рассудка не могло быть и речи. Кажется, я запивала шампанское
ликером, и Горчаков не пытался меня остановить.
Шапкин за все это время ни разу не отошел от Липы дальше,
чем на пару шагов. В какой-то момент мы снова подкрались к ним поближе, чтобы
подслушать, о чем разговор.
— Олимпия, вы божество, — бормотал сраженный
наповал Шапкин.
— Зовите меня Липой.
— Как, простите?
— Липой. Ну что здесь непонятного? Это ласковое имя.
— Липа, вы божество, — повторил Шапкин, припадая к
ее ручке. — Я сделаю для вас все. Все! Чего вы хотите больше всего на
свете?
Липа подумала и ответила:
