остановил кровь,
но через год передумал
пил пиво крепкое, как копыто
не следил за словами и стрелами.
Людям в душу, богу в темя
знал четыре способа
красиво сложить покойника
её песни цепляли мёртвых за живое
вспоминая пещерных львов,
смеялся над обычными
и птицы отпоют меня
женскими голосами
уронил слезу в чью-то рану
шрамы на лице рассказывали
о его прошлом, а глаза и копьё —
о моём будущем
стрела засела между душой и печенью
вошел слева и считался ненастоящим
шутил так, что боги ещё не отсмеялись
кровь уютно свернулась у него на груди
целил в сердце, но попал в молоко
пристрастился к крови, зализывая раны
воды отошли и настала пора суши
на этот раз не сразу понял, куда родился
славил небо утробными звуками
был рождён для больших дел
в коротких снах
тело было тесным в паху и за ушами
приснился себе спящим
и понял, насколько устал
умирал головой вперед
отдавал семя богам.
Боги отвечали снегом
от второго удара из головы
потекла кровь, невеселые мысли
и то, чем мы смазываем лыжи
старик теребил седую бороду
седыми ногтями
да еще волки целовались в зарослях
пили то, что заостряет морду
врага запивают грязной холодной водой
шаман высосал из меня длинную хворь
с умной мордочкой
зверь был страшным,
и душа ушла ниже обычного
чтобы вспомнить, кого убил,
облизал копьё
топор попал ему в голову
на четыре шага левее уха
шаман пришел в себя. Издалека
после пива солнце садилось быстрее
заяц оказался крепким, подмял под себя
ласково ущипнул её за середину
после удачной битвы рвало амулетами
и снился себе уже семьдесят лет
да и я почти усоп.
Дальше — волки, вороны, мухи, черви.
и боги свесились солнцем
в одних забывал стрелы,
в других — семя
снизу звали солнцем; сверху бубном
в эту ночь зачал семерых
любил её до первой крови
она вздохнула и шевельнула, чем
водится
а потом лодка обернулась
и прошептала: «прыгай…»
поел жизни с острой начинкой
одолевали тяжелые мысли
о камнях, брёвнах, сырых шкурах
если ты хочешь, чтобы я натирал
твоё древко салом, сделай мне сытно,
а врагам больно
в свой последний гон
ещё казался рогатым
был полон злого мяса и трудных рёбер
растянул песню от горла до ушей
мои перья прилипли к ее животу.
Снова учусь ходить
запало в душу и там сдохло
рвали пах на широкой лыжне
я пел тайное. И мухи жужжали о том же
сердце болело к удаче
помнил себя яйцом
смерть была неторопливой.
Он заметил её издалека
вплела меня в косу
курил детский табак, да и спал с веслом
собачья упряжка. И жизнь не лучше
жизнь долгая, как слюна после табака
потерялся между грибами и травой
стёртые клыки и морщины на копье
звери боялись. Дым стелился
торопливо умерли, не дожидаясь,
когда я начну мстить
потом выросли клыки мудрости
любил в полсердца, брал за душу
не поверил ушам,
но желудок кричал о том же
старался попасть под топор
тонкой работы
мёд стекал по его усам ей в рот
был старше на локоть
клопы целовали меня в затылок;
пахли о своём
копьё принюхивалось
наконечником, гадая —
убить или напугать до смерти
зарубил это на носу.
Потом оттащил ближе к корме
копья и мужчины не брали её
услышал, как кто-то сглотнул в кустах
не успел разглядеть жену до свадьбы,
а после и не пытался
мёртвый, бегал к жене, пока боги спали
родились посередине времени,
чуть ближе к хвосту
погоня долгая и кровопотливая
а во втором сне
поворачивай направо
и больше не оглядывайся
пил крепкое, чтобы спрятаться от богов
жил на горизонте, прямо под солнцем
вздрогнул всем её телом
объяснил им, кто здесь еда
у него была светлая голова.
И много других трофеев
после еды видел вещи в себе
встал затемно. Чуть позже пришли боги
со своим солнцем
они достали трубки и заговорили
охотники открыли огонь. Стало вкуснее
