3
Застольную беседу вел, конечно, он, непринужденно мешая поучительное с шутливым: анекдоты о великих людях, их острые высказывания, например ответ Бернарда Шоу красивой пустышке, предложившей ему жениться на ней: «Вдруг наши дети будут умными, как вы, и красивыми, как я?». Это оч-чвнь остроумный ответ! Нелишне бы многим пустышкам узнать о нем.
И тут же серьезные сведения из политической экономии, истории, причем сведения труднодоступные, – чтобы найти одну такую крупицу, нужно очень много прошерстить. Кто, например, знает, что Пугачева казнили не на Лобном месте, а на Болоте? Или что Барклай-де-Толли был шотландец, а не немец, как часто ошибочно считают. Гражданин должен знать историю своей страны, поэтому он сообщал им, какие блюда подавались на пирах Иоанна IV и сколько шталмейстеров и егермейстеров требовал церемониал Николая I (нельзя забывать о его таланте воспитывать в подданных почтительность). И словно бы между прочим напомнить какую-нибудь из старых, да не устаревших истин. Людмилины подруги слушают взахлеб. Это хорошо, из них должен получиться толк.
Людмилин кавалер тоже слушал с увлечением – кавалер чем-то напоминал сэра Остина Чемберлена, которого он хорошо помнил по карикатурам Бориса Ефимова. (Сколь многое он изучил по карикатурам, подумал он с гордостью.) Зато сама Людмила не вовремя отправилась на кухню. И здесь похожа на мать!
Он заподозрил, что Людмила пошла курить, он давно ее в этом подозревал, потому что все ее знакомые по работе курили, но ограничивался тем, что, как бы невзначай, меж другими афоризмами, зачитывал ей высказывания о вреде курения различных ученых, писателей, педагогов и военачальников.
Антрекоты на кухне она спасти успела, но гостей – соседских девочек – было уже не спасти. Отец считал их ее подругами за то, что она здоровалась с ними приветливо, и теперь, онемевшие от тоски, они, наверно, проклинали тот час, когда согласились на его приглашение. Хорошо, она не позвала приятельниц с работы, тем более все они не нравились отцу за курение и нигилизм.
Зато Игорь был на высоте: пресерьезно разглядывал отцовские брошюры, выписки и вырезки. Отец сиял – невыносимо трогательный в своей бескорыстнейшей жажде просвещать.
– А вот каталог моих сокровищ. По нему я очень быстро могу найти папку, по которой я могу за полчаса подобрать материал к любой лекции. Вот, пожалуйста, например: алкоголизм. Так, смотрим на букву «А» раздела «Мораль и производство», так, пожалуйста, – алкоголизм.
Извлекается папка с пронумерованными листами из плотной бумаги, на которые наклеены газетные вырезки, рисунки, есть и много выписок от руки прекрасным полупечатным шрифтом. Вот, например, страница семнадцать: обширная выписка из трактата Толстого «Для чего люди одурманиваются», газетная заметка «Из револьвера по кошкам», – у него есть и забавные истории, необходимые для оживления лекции, и изошутка: тракторист с красным носом, задрав брюхо, валяется под деревом, а трактором правит громадная водочная бутылка.
– Но это и опасные сокровища для незрелого ума. Ему может показаться, что истины и быть не может, если есть столько толков о ней. Я уже не говорю о заблуждениях, но пагубной может быть и истина. Уточню – несвоевременной. В современной молодежи я вижу, может быть, не столько простых заблуждений, сколько несвоевременных для их возраста истин. А молодежь, к сожалению, никак не хочет учиться у более опытных. Даже спросить дорогу предпочитают у тех, кто им равен по уровню развития, – как раз сегодня со мной был случай. И знаете что? – определенный вред здесь нанесли естественные науки: в них каждый день открывают что-нибудь новое, – молодежи и начинает казаться, что это возможно и в области морали. А ведь правила жизни в обществе созданы не природой, а людьми, поэтому они и известны в окончательном виде. Истины этого рода не открывают, а выполняют. Вы согласны со мной?
– Не менее, чем с кем бы то ни было, – предупредительно кивнул Игорь.
– А вот Людмила, – возликовал отец, – не согласна, что проверка экспериментом – критерий только для естественнонаучных истин!
Тут она уже не выдержала, заранее покраснев от того, что собиралась сказать. Даже голос – чертова психопатка! – немного сел.
– Разумеется, правила движения планет только открыты Кеплером, а правила уличного движения сотворены госавтоинспекцией. И без Кеплера движение планет было бы таким же, а без ГАИ уличное движение было бы совсем другим. Это верно. Но возьмем любую естественнонаучную истину, как ты ее называешь, – она нарочно начала издалека, чтобы успеть успокоиться, пока еще не надо думать. – Например: «все тела падают вниз». Один признает это истиной и будет избегать ходить по краю крыши, а другой не признает. Шагнет с шестого этажа и разобьется. Кому из них лучше? Первому. Так вот, истина – это то, от признания чего люди становятся счастливее, им становится лучше жить, понятно? Критерий истины – счастье людей, любой истины – хоть моральной, хоть естественнонаучной.
– А что такое счастье, ты знаешь абсолютно точно, – завершил Игорь.
– Уже и это успело стать проблемой? – юмористически поднял брови отец.
– Я тебе, папочка, отвечу притчей – в современном, научно-фантастическом роде. Некая фирма начала массовый выпуск роботов – сверхумных, сверхсильных и так далее. Но их гениальный генеральный конструктор был гуманнейшим человеком и очень боялся, как бы кто не употребил его роботов во зло. Поэтому он заложил в их могучие мозги программу: действовать только для счастья людей. И роботы задумались: в чем же это самое счастье? Разумеется, самих людей отстранили от этого вопроса – какой разумный врач станет обсуждать с больным выбор лекарства! Первым делом роботы запретили людям курить, пить вино, стали вовремя укладывать их спать и тому подобное. Но затем и у них мнения разделились. Одни подсчитали, что счастье людей – в спокойствии духа, и стали погружать людей в полусонное состояние наркотиками. Другие нашли, что счастье в преодолении трудностей, и устроили принудительные гонки с препятствиями. Третьи убедились, что счастье человека в профессиональном мастерстве, но им человек уже просто мешал, потому что в мастерстве он никак не мог сравниться с роботом. Четвертые…
– Это чисто по-женски, – с улыбкой, но не без раздражения перебил отец, – переходить от серьезного разговора к пустякам. И знаете, о чем я еще думаю, глядя на свои сокровища: все-таки нельзя зарываться от бурь эпохи даже в бессмертные творения человеческого духа. Эпоха этого никому не прощает. Вот один мой знакомый зарылся в собирание марок и сделался равнодушным к своей работе, а следовательно, и к себе. (Он ужасно любит такие обороты: А – следовательно Б, и можешь всю жизнь ломать голову, почему оно «следовательно».) – И лукаво спросил: – А как вы? Не чувствуете к себе равнодушия?
Она испуганно взглянула на Игоря, ожидая какой-нибудь язвительности, но он ответил со своей улыбкой, как бы смущенной, но и не робкой:
– Равнодушия к работе я, пожалуй, достиг, а вот с равнодушием к себе хуже получается.
Отец шутливо погрозил ему пальцем, а Игорь шепнул ей:
