«Тяжело устанавливать наличие антисемитских настроений хотя бы в части рабочей среды, — вздыхает Ларин, — ведь это для нас вынужденное признание в явном торжестве буржуазной идеологии в рабочих головах». Бедняжка, как ему хочется общенародное объявить всего лишь буржуазным! Ларин приводит десятки записок рабочего актива, явившегося на его доклад об антисемитизме, — записок в том числе довольно любопытных.
«Почему не занимаются хлебопашеством, хотя теперь евреям разрешено».
«Почему евреям дали хорошую землю в Крыму, а русским дают где похуже».
«Почему евреи раньше жили хорошо и теперь живут так же».
«Почему евреи, приезжая из Бердичева и других городов, сразу получают квартиры, есть даже анекдот, что приехал из Бердичева последний еврей и передал ключи Калинину».
«Почему евреи не хотят заниматься тяжелым трудом».
«Настолько искренне относятся евреи к советской власти и к пролетариату вообще».
«Почему партийная оппозиция на 76 процентов была из евреев».
«Почему евреи везде устраиваются на хорошие места».
«Почему евреев мало на бирже труда».
«Почему их так много в вузах, не подделывают ли они документы».
«Не изменят ли евреи в случае войны и не уклоняются ли от военной службы».
«Почему русский рабочий больше пренебрегает еврейской национальностью, чем грузинской, немецкой и другими».
«Как понимать Энгельса, когда он говорит, что евреи имеют тенденцию приспосабливаться и что к ним нужно подходить очень осторожно».
«Почему раввины помогают еврейским уголовным, как какой-либо МОПР».
«Почему возникла ненависть к евреям в других странах».
«Почему много анекдотов и рассказов как раз о евреях».
«Какое участие евреи принимают во всех странах в коммунистических партиях».
«Почему царское правительство относилось хорошо к еврейским колониям до революции».
«Чем объясняется отъезд евреев из СССР, ведь теперь здесь полная свобода».
«Можно ли назвать антисемитом того, который шутя говорит „жид“ и как следует относиться к подобным шуткам вообще».
«Почему Бухарин, Сталин и другие члены политбюро никогда не пишут в „Правде“ об антисемитизме».
«Почему партия слабо борется с антисемитизмом, партийцы-антисемиты считают это знаменательным».
«Чем объяснить помощь американской еврейской буржуазии еврейскому земледелию в СССР».
«Что делать, если беспартийные рабочие поднимают вопрос об антисемитизме, а партийцы совсем не реагируют».
«Почему антисемитизм развился только по отношению к евреям, а не к другим национальностям».
«Почему царское правительство натравливало на евреев, а не на другой народ».
«Почему буржуазия Сев.―Амер. Соед. Штатов презрительно относится к такой же буржуазии, но вышедшей из евреев».
«Что хотел сказать академик Павлов своими словами, что у евреев создалась „рефлексология нахальства“».
«Отыскивать причину антисемитизма следовало бы в самой нации, в ее нравственном и психологическом воспитании».
«Нынешнее участие евреев в различных организациях получилось благодаря сознательному регулированию, влиянию парт- и соворганов или же это процесс естественный».
«Почему евреи при приходе в Европу были по преимуществу торговцами и ремесленниками».
«Чем была вызвана при царизме причина гонения на евреев».
«Евреи с древних времен считают себя избранным народом».
«Евреи живут замкнуто, придерживаются особых верований и обычаев, в частности обряда обрезания, что особенно отталкивает от евреев».
«Известны ли в истории примеры свирепой ненависти одной нации к другой, подобные антисемитизму».
«Что делать групповику-агитатору, когда собирается большое количество рабочих с антисемитским настроением».
«Почему партия не ведет в газетах кампании против антисемитского течения».
«Почему некоторые евреи любят, чтобы их считали русскими, тоже считают свою нацию нехорошей».
Последний вопрос особенно прелестен в свете оскорбительных выпадов, передразниваний, выкриков, угроз и призывов. Этот вопрос, пожалуй, и является лучшим ответом на другой важнейший вопрос, относящийся к русско-еврейским отношениям двадцатых годов: были это годы распрямления еврейского народа или годы его угнетения? Мой критерий читателю известен: угнетен не тот народ, который потребляет мало жиров, белков и служебных автомобилей на душу населения, а тот, который вынужден стыдиться своего имени. Если русским было стыдно чувствовать себя русскими, значит, это и для них были годы национального угнетения. Если же открыто и с гордостью называть себя русским было опасно, но не стыдно, значит, для русского народа это были годы не распада, отказа от своего народа, а годы накапливания сил и гневной любви к нему.
А гневаться было из-за чего: полной жизни национальной грезе предложили раствориться в свалившейся как снег на голову новой, интернациональной, среди носителей коей приговоренная к исчезновению греза прежде всего различала чужаков, которые в ее системе фантомов веками считались презренными и враждебными. Ее же, кстати сказать, никто презренной не считал — ее считали опасной, а то, что вызывает страх, презирать невозможно. Для народа же самым тяжким испытанием является не всеобщая ненависть, а именно презрение — и его, похоже, русские евреи в годы своего квазиуспеха (успеха для индивидов, не для народа) вкусили от пуза. И напрасно как Солженицын, так и Ларин перечисляют один всяческие еврейские превышения среднего уровня, а другой еврейские сближения с оным, — это ничего не говорит, да и не может, как любил выражаться Ильич, ничего сказать ни о национальном подъеме, ни о национальном упадке: ответы на эти вопросы лежат не в цифрах внешнего мира, а в чувствах мира внутреннего. И вот об этом-то, о самом главном, Солженицын не говорит ничего, а Ларин почти ничего: как положено марксисту, он касается самого главного — мира человеческих чувств, мира грез и фантазий — только случайно. Но когда касается — этот мир то и дело оказывается враждебным по отношению к еврейскому народу.
Не к отдельным, пускай сколь угодно многочисленным прагматикам, которых хоть горшком назови, только дай должность и квартиру, — но именно к народу, для которого то, как его называют, может быть, и есть самое главное. А называли евреев — пускай бы ненавидящими, но нет — презрительными кличками. Что совершенный пустяк для прагматика-индивидуалиста и совершенно непереносимое страдание для патриота-коллективиста.
И нельзя сказать, что компартия этим была вовсе не озабочена, нет, она понимала, что евреев ненавидят прежде всего как первых ласточек всего нового уклада. Осенью 26-го Агитпроп после специального совещания отправил в Секретариат ЦК аналитическую записку, где говорилось в том числе следующее: «Представление о том, что советская власть мирволит к евреям, что она „жидовская власть“, что из-за евреев безработица и жилищная нужда, нехватка мест в вузах и рост розничных цен, спекуляция — это представление широко прививается всеми враждебными элементами трудовым массам. Разговоры о „еврейском засилье“… о необходимости устроить еще одну революцию против „жидов“ — эти разговоры встречаются сплошь и рядом. События внутрипартийной борьбы воспринимаются некоторыми коммунистами и всей обывательщиной как национальная борьба на верхах партии. В распространении антисемитизма видна направляющая рука монархических группировок, ставящих борьбу с „жидовской властью“ краеугольным камнем почти всех листовок и прокламаций… Не встречая никакого сопротивления, антисемитская волна грозит в самом недалеком будущем предстать пред нами в виде серьезного политического вопроса».
