Я с нетерпением ждал репетиции, потому что на этот раз мы подошли вплотную к серьезной драме. Ситком - это легкое семейное развлечение, которое должно забавлять и занимать зрителей, а не тревожить или расстраивать их. Но если изредка не касаться серьезных, мрачных сторон жизни, пусть и вскользь, тогда аудитория потеряет доверие к персонажам и интерес к их будущему. На этой неделе речь пойдет о дочери Спрингфилдов, шестнадцатилетней Алисе. Когда пять лет назад сериал начинался, ей было около пятнадцати. Фебе Осборн, которая ее играет, тогда было четырнадцать, а теперь девятнадцать, но, к счастью, она не слишком выросла за это время, а макияж и прическа творят чудеса. Взрослые персонажи в долго идущих ситкомах заколдованы, они никогда не стареют, но юным можно позволить немного повзрослеть в соответствии со сценарием. Когда, например, у Марка Харрингтона ломался голос (он играет самого младшего из Спрингфилдов - Роберта), я сделал это темой постоянных острот.
Ну вот, сюжет этой серии таков. Эдвард и Присцилла страшно опасаются, что Алиса беременна, потому что ее постоянно рвет. Соседка Алисы - Синди Дэвис - незамужняя мать-подросток, за младенцем которой, пока она в школе, присматривает ее мама. Драматизм ситуации заключается в том, что Спрингфилды, безгранично снисходительные в отношении Синди, приходят в ужас при мысли, что то же самое может случиться и с их дочерью, к тому же они подозревают, что предполагаемый отец - юный Терри Дэвис, встречаться с которым скрепя сердце Алисе разрешили. Нечего и говорить, что Алиса не беременна, на это и намека нет, она не позволяет Терри вообще никаких вольностей. А без конца ее рвет потому, что сексуально неудовлетворенный Терри подмешивает в козье молоко, которое покупают исключительно для Алисы (у нее аллергия на коровье), афродизиак
(так он думает, на самом деле это слабое рвотное) при участии своего друга Роджа, помощника молочника. Все выясняется, когда Присцилла случайно пьет Алисино молоко и ее страшно рвет. (ЭДВАРД (с ужасом). Только не говори, что ты тоже беременна.) А до этого хитроумные попытки Эдварда и Присциллы проверить окольным путем свои страшные подозрения, да еще контраст между их показной терпимостью и неприятием в своем кругу матерей-одиночек создают множество комических ситуаций.
- Несколько затянуто, Пузан, - неразборчиво проговорил Хэл. Перебирая листы сценария, он держит в зубах шариковую ручку, еще одна торчит из его жесткой шевелюры прямо над правым ухом - сунул и забыл. (Вот бы мне такие волосы.)
- Я подумал, не убрать ли нам отсюда несколько строк, - бормотал он.
Я знал, какие именно строчки он хочет вычеркнуть, еще до того, как он их прочитал:
Эдвард. Ну, так если она беременна, придется беременность прервать.
Присцилла (сердито). Ты, видимо, считаешь, что это решает все проблемы?
Эдвард. Минуточку! Я полагал, что вы все стоите за право женщины выбирать?
Присцилла. Она не женщина, она подросток. И вообще, а вдруг она решит сохранить ребенка?
Пауза. Эдвард осмысливает такую возможность.
Эдвард (тихо, но твердо). Тогда, разумеется, мы ее поддержим.
Присцилла (смягчаясь). Да, конечно. (Сжимает руку Эдварда)
У меня уже была схватка по поводу этих строк с Олли Силвером, моим продюсером, когда я представил сценарий. Теперь он гораздо больше чем мой продюсер, он ни много ни мало начальник отдела сериалов «Хартленда»; но поскольку «Соседи» в некотором смысле его детище, до сих пор имеющее самые высокие рейтинги по сравнению со всей другой продукцией «Хартленда», он и мысли не допускает передать их линейному продюсеру, несмотря на свое повышение, и по-прежнему умудряется находить время, чтобы совать нос во все детали каждой серии. Он сказал, что в ситкоме нельзя упоминать об аборте, даже если шоу идет после переломных девяти часов, когда самые маленькие зрители должны лежать в кроватях, это слишком спорный вопрос и слишком огорчительный. Я заявил, что предположение, будто образованная пара из среднего класса станет обсуждать беременность их дочери-школьницы, не произнося слова «аборт», нереально. Олли сказал, что зрители принимают условности ситкома, здесь о некоторых вещах просто не говорят, и зрителям это нравится. Я ответил, что теперь в ситкомах принято все, на что долгое время было табу. Но не аборты, парировал Олли. Всегда бывает первый раз, сказал я.
- Почему в нашем сериале? - спросил он.
- А почему нет? - спросил я. Он сдался, по крайней мере я так подумал. Я должен был знать, что он найдет способ избавиться от этих реплик.
Когда я спросил, не принадлежит ли идея убрать эту сцену Олли, Хэл немного смутился.
- Олли был здесь вчера, - признался он. - И действительно сказал, что эти реплики не так уж и важны.
- Не так уж и важны, - согласился я. - Просто немножко правды.
У Хэла сделался несчастный вид, и он сказал, что мы еще раз обсудим это с Олли, который приедет после ланча, но я ответил, что уже слишком поздно устраивать схватку не на жизнь, а на смерть по принципиальным вопросам. Актеры уловили вибрации, разволновались и сыграли сцену напряженно. Хэл вздохнул с облегчением и поспешил дать указания Сьюзи, помощнику режиссера, внести изменения в сценарий. Я ушел до приезда Олли. И теперь задаюсь вопросом, почему не дал им настоящий бой.
Старший кондуктор только что объявил, что мы приближаемся к Регби. «Следующая станция - платформа Регби». В последнее время они взяли моду употреблять это длинное нескладное словосочетание: «следующая станция - платформа», видимо, чтобы отличать запланированные остановки на станциях от незапланированных в чистом поле, и, вероятно, заботясь о том, как бы пассажиры, сбитые с толку смесью запаха булочек с беконом и помидорами и вони перегретой тормозной смазки в вагонах с неисправными кондиционерами, не вышли по ошибке из поезда где попало и не погибли.
Четверг, вечер. Домой вернулся около 7.30. Поезд в итоге опоздал всего на двенадцать минут. Мой автомобиль, не тронутый ни ворами, ни вандалами, как преданный пес ожидал меня там, где я его оставил. Я разбудил его, нажав на кнопку дистанционного управления на кольце с ключами, и машина, подмигнув мне огоньками поворотников, приветствовал троекратным пиканьем. С мягким щелчком разблокировались двери. Дистанционное управление приводит меня в безграничный, совершенно детский восторг. Ворота нашего гаража открываются таким же образом, и мне нравится посылать им сигнал, чтобы въехать внутрь без задержки, едва я сворачиваю на нашу улицу. Когда сегодня вечером ворота распахнулись, я увидел, что машины Салли нет. Войдя в дом, я нашел на кухне записку, где говорилось, что она поехала в клуб поплавать в бассейне и посидеть в сауне. Я почувствовал ужасное разочарование, потому что мне не терпелось рассказать ей о проблеме с Дебби Рэдклифф и о ссоре из-за выброшенных строк сценария. Не то чтобы она умирала от желания слушать про то и про другое. Аu contraire.
По-моему опыту, есть два типа писательских жен. Первый - это сочетание няньки, секретаря и президента фан-клуба. Такая жена читает рукопись, как только она написана, и всегда ее хвалит; смотрит программы мужа и смеется каждой остроте; она морщится, читая плохие отзывы, и, как и он, от души радуется хорошим; она чутко следит за его настроением и за производительностью труда и периодически приносит ему в кабинет то чай, то кофе, передвигаясь на цыпочках, чтобы не спугнуть вдохновения; она отвечает на телефонные звонки и письма, оберегая его от скучных и невыгодных приглашений, просьб и предложений; она ведет записи запланированных встреч и загодя о них напоминает, отвозит мужа на станцию или в аэропорт и встречает, когда он возвращается, и устраивает вечеринки с коктейлями и званые ужины для его друзей по профессии и покровителей. Другой тип - это Салли, которая ничего из вышеперечисленного не делает, у нее своя карьера, которую она считает не менее важной, чем карьера супруга, если не более.
