Мне трудно понять, почему миллионы людей в прошлом шли пешком через пол-Европы, часто терпя ужасные неудобства и опасности, чтобы посетить сомнительную усыпальницу сомнительного святого, но еще труднее понять, почему они до сих пор это делают, пусть их и стало меньше. На последний вопрос я получил ответ в монастыре августинцев в Ронсевале, который со времен Средневековья предоставляет пилигримам приют. Издалека он выглядит фантастично - группа серых каменных строений, укрывшихся в складке зеленых предгорий, крыши блестят в лучах солнца, но, подъехав ближе, вы видите, что крыши сделаны из гофрированной жести, а большинство зданий находятся не в лучшем состоянии. Мужчина в черных брюках и красном кардигане, наблюдавший, как я выхожу из машины, очевидно, заметил британские номерные знаки и приветствовал меня на английском. Оказалось, что он монах, послушание которого заключается в том, чтобы встречать паломников. Я разыграл свою роль Беды Харрингтона, и он пригласил меня пройти в маленький офис. Морин он не помнил, но сказал, что если она предъявляла в монастыре паспорт, то должна была заполнить анкету. И точно, он нашел ее в картотечном ящике, Морин заполнила ее четыре недели назад своим округлым почерком. «Имя: Морин Харрингтон. Возраст: 57. Национальность: англичанка. Религиозная принадлежность: католичка. Цели путешествия (пометьте одну или больше): 1. Религиозная 2. Духовная 3. Отдых 4. Культурная 5. Спортивная». Я обратил внимание, что среди целей Морин отметила только одну: «Духовная».
Монах, представившийся как дон Андреас, провел меня по монастырю. Извинившись, он сказал, что остановиться в refugio я не смогу, потому что путешествую на автомобиле, но когда я увидел унылый корпус из шлакоблоков, где жила братия, голые лампочки и грубые скамьи из дерева и металлических прутьев, то посчитал, что немного потеряю, переночевав в другом месте. В корпусе было пусто: ежедневная норма паломников еще не выполнена. В ближайшей деревушке я нашел маленькую гостиницу со скрипучими деревянными полами и тонкими, словно бумажными, стенами, но чистую и достаточно комфортабельную. Я вернулся в монастырь, потому что дон Андреас пригласил меня на мессу для паломников, которую служат каждый вечер в шесть часов. Не прийти показалось мне нелюбезным, кроме того, мне приятно было думать, что несколькими неделями раньше здесь наверняка побывала Морин. А вдруг это поможет мне уловить ход мыслей Морин и засечь ее с помощью некоего телепатического радара.
Я не был на католической службе со времени нашего разрыва. Месса для паломников ничем не напоминала незабвенный репертуар Непорочного Зачатия прежних дней. Несколько священников вели службу одновременно, расположившись полукругом позади простого, похожего на стол алтаря (какой я недавно увидел в хэтчфордской церкви), лицом к пастве, которая сгрудилась на островке света посреди общего полумрака огромной церкви, так что все действо с золочеными кубками и блюдами было хорошо видно. Собравшиеся представляли собой разношерстную группу всех возрастов, одетую в свитера и шорты, сандалии и кроссовки. Было очевидно, что большинство из них некатолики и не больше меня разбираются в том, что происходит. Возможно, они сочли своим долгом прийти на службу, раз им предоставляют бесплатный ночлег, подобно обитателям приютов Армии спасения; а может, они получали настоящее духовное наслаждение, слушая, как приглушенное бормотание литургии эхом отдается от колонн и сводов древней церкви, как это было столетия назад. К причастию пошли лишь немногие, но в конце всех пригласили подойти к ступеням алтаря и получить благословение, произносимое на трех языках - испанском, французском и английском. К моему удивлению, все встали со своих мест и двинулись вперед, и я довольно робко последовал за ними. И даже перекрестился, принимая благословение - давно забытое движение, которое я повторял вслед за Морин во время службы Благословения много лет назад. Мысленно я обратился с молитвой Ко Всем, Кто Может помочь мне найти ее.
Следующие две недели я провел, мотаясь туда-сюда по дорогам северной Испании, пристально вглядываясь вкаждого встреченного паломника, который отдаленно напоминал Морин. Случалось, что, оборачиваясь на какого-нибудь путника, похожего на нее со спины, я, стараясь разглядеть лицо, выскакивал на разделительную полосу. Распознать паломников труда не составляло-у всех неизменно была coquille и длинный посох или палка. Но чем дальше я продвигался, тем их становилось на дорогах все больше и тем труднее найти кого-то по описанию. Мадам Уайтхаус вспомнила, что за плечами у Морин был рюкзак со скатанным полистироловым ковриком сверху, но какого цвета, припомнить не смогла. Все время меня терзала мысль, что я случайно проглядел Морин, пока она давала отдых ногам в какой-нибудь церкви или кафе или шла по той части Camino, которая уходит в сторону от современных шоссе и превращается в дорожку или тропу, непроходимую для транспорта (и уж разумеется, для моего автомобиля с неприлично низкой посадкой). Я останавливался у каждой церкви, которая попадалась мне на глаза, а их ужасно много в этой части Испании - наследие средневековых паломничеств. Я справлялся во всех попадавшихся мне refugio - общежитиях, где на всем протяжении маршрута паломникам предоставляют бесплатный ночлег с самыми элементарными удобствами. Большинство из них - это в буквальном смысле конюшни с каменным полом, и я не мог представить, как Морин там спала; но я надеялся, что смогу наткнуться на кого-нибудь, кто встречал Морин на дороге.
Про себя я разделил пилигримов на несколько категорий. Самыми многочисленными были молодые испанцы, которые использовали паломничество, по всей видимости, как идеальный предлог, чтобы выбраться из родительского дома и познакомиться с другими молодыми испанцами противоположного пола. Refugio общие. Я не хочу сказать, что там происходят какие-то безобразия (для этого уединения там все же недостаточно), но иногда мне как будто удавалось уловить в их вечерних посиделках атмосферу того щенячьего флирта, который я помню по молодежному клубу Непорочного Зачатия. Были также более искушенные молодые туристы из других стран, загорелые и мускулистые, которых привлекала международная репутация паломничества в Сантьяго: классное путешествие, великолепные пейзажи, дешевое вино и места хватает, чтобы раскатать свой спальник. Были велосипедисты из французских и нидерландских клубов в одинаковых футболках и шортах из лайкры, обтягивающих причинное место, - этими все возмущались и ни во что не ставили, потому что от привала до привала их рюкзаки везли на грузовике, - и велосипедисты- одиночки, крутившие педали своих навьюченных горных велосипедов со скоростью 78 об/мин. Были там супружеские пары и просто парочки, которых объединял общий интерес к пешему туризму, испанской истории или романской архитектуре и которые из года в год одолевали очередной отрезок маршрута. Для всех этих групп, на мой взгляд, паломничество в первую очередь являлось альтернативой отдыху, причем с элементом приключения.
Встречались паломники, имевшие более определенные или какие-нибудь личные цели: молодой велосипедист, путешествующий на деньги спонсоров, собирал средства для ракового отделения больницы; голландский художник направлялся в Сантьяго, чтобы отпраздновать свое сорокалетие; шестидесятилетний бельгиец решил таким образом отметить свой выход на пенсию; многословный фабричный рабочий из Нанси размышлял над своим будущим. Люди в поворотные моменты своей жизни - ищущие покоя, просветления или скрывающиеся от крысиных гонок повседневности. Именно паломники последней категории путешествовали дольше всех, выйдя из дома где-нибудь на севере Европы и проделывая весь путь до Сантьяго пешком, ночуя только в палатках. Некоторые из них находились в дороге уже несколько месяцев. Лица их загорели, одежда обносилась, а в них самих чувствовалась какая-то сдержанность и отчужденность, словно за эти долгие мили они выработали в себе привычку к одиночеству и считали компанию других пилигримов, зачастую шумную и беспокойную, нежелательной. Они смотрели куда-то вдаль, будто сфокусировав свой взор на Сантьяго. Некоторые были католиками, но большинство не имело сколько-нибудь определенных религиозных убеждений. Кое-кто начал паломничество по легкомыслию, как бы ставя эксперимент, и делался одержимым. Иные, вероятно, уже были слегка не в себе, затевая этот поход. Но какой бы разнородной ни была эта группа, именно эти паломники интересовали меня больше всего, потому что, по моему убеждению, скорей всего, они могли встретиться на дороге с Морин.
