— Не надо косить под шизика!
— Я больной человек, я больной человек… — Вележев с упорством дятла долбил одно и то же.
— Я тебя сейчас вылечу. Здесь где-то должен быть кухонный нож. — Я выдвинула из шкафчика ящик и нашла нож. — Хорошая штучка, не правда ли?
— Ты не посмеешь. — Шурик в отчаянье замотал головой.
— Ну ты же посмел! Ты убил Галину Максимовну, маму Андрея, ты убил Лену…
— Я… я… я никого не убивал. Я понятия не имею, кто такая Галина Андреевна и кто такой Максим, — Вележев стал очень натуралистично врать. — А Лена… она уехала. Мы поругались, и она уехала в Тарасов.
— На чем?
— Не знаю. Может, на поезде, а может, и на попутке, я ее не провожал.
— Да, а я подумала, что на метро. Козел! — Я замахнулась на Вележева ножом. — Ты напоил мою подругу какой-то гадостью и бросил ее, бесчувственную, в погреб…
— Не бросил, а положил, — признался Шурик, когда лезвие ножа было уже в нескольких сантиметрах от шеи. — Разве она умерла? Не может быть! Она проснется…
— Я тоже так думала, но ее сердце не выдержало… Тебе придется ответить за два убийства, — сказала я.
Я думала, что моя ложь поможет быстрее разговорить Вележева, но, похоже, произошел перебор — Шурик замкнулся. Мне пришлось придумывать что-то другое. Все время размахивать перед ним ножом было глупо, я ведь не собиралась его убивать.
— Значит, они уже на том свете, — с чувством удовлетворения вдруг изрек учитель. — Выходит, я что-то могу.
Я достала из сумки диктофон и положила его на стол.
— Да, ты можешь очень многое. — Я нажала на кнопку. — Расскажи, как ты все это провернул и начни с трупа на лесной поляне.
— Все случилось намного раньше. Я дал себе слово, что отомщу за смерть сестры…
Вележев замолчал, потому что на улице раздался звук тормозов. Я отодвинула шторку и увидела «УАЗ», а потом двух мужчин, направляющихся к дому. Вероятно, кто-то из соседей увидел огонь и позвонил в милицию. Я включила свет и стала ждать гостей.
Уже знакомый мне младший лейтенант Сосняк и незнакомый пока капитан ворвались на кухню с пистолетами наготове. Я встретила их своим оружием — самой широкой улыбкой, на которую только была способна. И это сработало; подержав меня на мушке несколько секунд, парни опустили свои «игрушки».
— Шурка, ты? — Сосняк бросился к своему приятелю. — Почему так гарью пахнет?
— Она хотела поджечь дом, — тут же нашелся Вележев. — Она ненормальная, она мою невесту убила.
— Кого убила? — удивился участковый.
— У меня невеста была, мы с ней в одной школе работали, она французский язык преподавала… А эта чокнутая приехала сюда, напоила ее какой-то дрянью, — нагло уклоняясь от истины, плел учитель географии, — а у Лены больное сердце…
— Шур, ты что? Она жива, в больнице…
— Как жива? А Галина? — выпалил Вележев с неожиданной горячечностью и осекся.
— А десять минут назад ты говорил, что не знаешь никакой Галины, — не преминула напомнить я.
— Шур, я не знаю, виновен ты в чем или нет, но мой тебе совет — молчи, пока не встретишься с адвокатом. — Дав такие смелые рекомендации своему приятелю, Сосняк обратился ко мне: — А вы как могли сюда зайти? И зачем?
— Я знала, что он вернется, и он вернулся. Решил тут все поджечь…
— Но я же запретил сюда заходить! — возмутился участковый.
— Погоди, Петро, не кипятись, — сказал капитан. — Сейчас мы во всем разберемся. Девушка, вы бы умылись, что ли… А то все лицо в копоти.
Я взглянула на свое отражение в дверце посудного шкафа — такие лица являются только в кошмарах. Когда же провела рукой по щеке, а потом посмотрела на пальцы, то обомлела — они были черными. Представляю, как ужасно я выглядела, особенно в тот момент, когда встречала ментов широкой улыбкой. А джинсы, мои новые джинсы!.. Они были местами подпалены, их осталось только выбросить.
* * *
Капитан Холкин оказался толковым парнем. И что немаловажно, он знал Кирьянова, на которого мне пришлось сослаться. Поэтому моя версия убедила его больше, чем вымысел Вележева. Учителя забрали в КПЗ, а меня отпустили на все четыре стороны.
На улице уже занимался рассвет. Куда я могла податься в своих обгоревших джинсах? Конечно, только к Агнессе Новинской. В шесть утра я позвонила в ее дом, и она, как и обещала, впустила меня, накормила, а потом и спать уложила.
Глава 18
Агнесса разбудила меня в десять ноль-ноль, как я ее и просила. Рядом с моей кроватью лежали чьи-то старенькие, но чистые джинсы. Оказалось, что они принадлежали внучке моей благодетельницы и одновременно секретарше Силина-Крестоносцева. Я примерила их, джинсы были чуть коротки, но выбирать не приходилось.
Новинская накормила меня вкусным завтраком, после чего я ее спросила:
— Скажите, у вас есть телефон?
— Конечно. Вам надо позвонить в Тарасов?
— Да, если позволите, а то у моего мобильника сел аккумулятор.
— Конечно, звоните. — Агнесса показала мне, где находится аппарат, и деликатно вышла из столовой.
Я стала звонить Владимиру Сергеевичу в горуправу.
— Подполковник Кирьянов, — официальным тоном сказал мой хороший знакомый.
— Привет, Володя, это я.
— Таня, ты куда пропала? — возмутился Киря. — Дома тебя нет, мобильник не отвечает.
— Я сейчас в Турищеве.
— А что ты там делаешь?
— Поехала за учителями, — чистосердечно призналась я.
— Значит, все-таки они покушались на Иконцеву?
Я вкратце рассказала Кире о том, что произошло.
— Понятно. Как Лена?
— Пока не знаю, сейчас пойду к ней в больницу. А как Галина Максимовна, пришла в себя?
— Да, вчера вечером она пришла в сознание, нам даже разрешили с ней поговорить, но она не видела того, кто ударил ее по голове, более того, теперь она даже сомневается в том, что ей звонила ты.
— Но как же она тогда могла поверить?
— Говорит, что с утра накушалась транквилизаторов, потом на поминках выпила две рюмки водки… В общем, была сама не своя. А Игорь ее не хотел отпускать, но она воспользовалась моментом, когда он был, извини меня, в туалете, и вышла из квартиры. Еще она продолжает утверждать, что покушение спланировала Дарья. Иконцева призналась, что ее сноха была любовницей ее последнего мужа.
— Ну я уже и сама это выяснила. А как Телегин? Вы его взяли?
— Да, он даже не оказал сопротивления, но и никаких показаний тоже не дал. Крепкий орешек! Думаю, доказать, что заказчиком убийства Шорникова является Михаил Андреевич Иконцев, будет нелегко. Он — птица высокого полета.
