В общем, думать-то я думала, но ни к чему это меня пока не привело. То есть — мотивы их поступков я уяснила, но где основная дыра, я что-то не могла придумать. Хотя голова у меня уже начала напоминать звенящий всеми колоколами купол звонницы, и я первым делом, как только оказалась дома, схватилась за сигарету, дабы дым помешал дальнейшему думанию.
Ах, да… Еще вот я кофе сварила, уныло глядя на коричневую жидкость почти с омерзением. Кажется, за время этого расследования я так переборщу с этим напитком, что год буду потреблять исключительно чай.
Чай надо заваривать, а кофе-то был растворимый. Поэтому я его и предпочитала в период занятости.
Тоскливо подумав, что дело это настолько путаное, а, похоже, единственный выход — снова попробовать поиграть в неофитку, я взглянула на часы. До службы оставалось еще много времени.
— Три часа жизни — разве этого мало? — трагически усмехнулась я.
Мое положение усложнялось тем, что проклятые менты-«старцы» меня, похоже, узнали. То есть надо опять переодеваться, а ходить в чужих образах долго — не лучшее развлечение на этом свете.
Решив посоветоваться с «костями», я уже достала кисет, и в этот момент тишину моей квартиры разрезал пронзительный голос телефона.
Я взяла трубку и услышала голос Ольги.
— Таня? Танечка, простите, что я вас беспокою. Но у меня беда…
Ее голос дрожал, в нем явно слышались пронзительные ноты, и я даже не спросила, кто дал ей мой телефон. Наверное, Леонид…
— Что случилось, Оля?
— Таня, Катюша пропала!
Ого. Похоже, что три часа жизни отменяются.
— Таня, что мне делать?
— Ждите меня. Я сейчас приеду, — сказала я и, повесив трубку, начала быстро собираться.
Ничего страшного, пробовала я успокоить себя, Катя могла просто пойти куда-то…
Но голос внутри меня настойчиво убеждал в обратном. Катерина представляла опасность для наших ушлых «монахов».
И ее пропажа могла стать роковой. Если не поспешить, возможны самые худшие варианты…
Эх, расшатают эти непонятные «монахи» мои нервы! Как пить дать!
* * *
Ольга встретила меня в дверях, она стояла, всматриваясь в черную глубину подъезда.
Кстати, почему в подъезде нет света?
— Оля, а что у вас с освещением?
— Вырубили утром. Как раз когда пропала Катюша.
Ольга не плакала. Она просто стояла, опустив руки, и эти самые руки были сжаты в кулаки, а в глазах сверкало бешенство.
— Таня, я хочу ехать с вами, — тихо сказала она.
— Куда? — удивилась я.
— В это ужасное место. Я хочу ехать с вами, прошу вас, Таня!
— Оля, — попыталась я воззвать к ее здравому смыслу, — ну как вы поедете? И куда? Я все еще не знаю, где оно. Если бы мой друг Мельников знал хотя бы приблизительно, он бы уже давно прочесал окрестности с ОМОНом…
— Я буду искать с вами, — упрямо повторила она, сжимая губы. — Я не знаю, почему нам отравляют жизнь, и я хочу отомстить.
— Оля, я вас понимаю. Но, может быть, Катя просто ушла по своим делам? И скоро вернется?
— Таня, она вышла посмотреть, что случилось со светом. И все… Как вы думаете, куда может уйти девочка с переломанной рукой, одетая в халат и домашние тапочки?
Да уж.
— Значит, в подъезде погас свет, и Катя пошла посмотреть, что случилось?
— Свет погас вообще во всем доме. Он до сих пор не горит. Я позвонила в аварийку, они удивились. Никто свет не выключал. Обещали приехать, но вот до сей поры едут…
Я посмотрела на нее, пытаясь определить, можно ли вернуть ее к нормальному состоянию. Пока еще нет, признала я. Она в горе и в ярости. Если бы ей сейчас попался хоть один из этой компании, она разорвала бы их в клочья — как раненая тигрица.
Похоже, мальчики не знают, с кем можно играть в эти игры. Но почему они чувствуют такую безнаказанность? Это уже даже не наглость, это больше похоже на произвол… Действовать так открыто, дерзко. Будто за их спиной кто-то стоит. Мощный и незыблемый… Кто, черт побери, как выйти на эту скотину?
— Я сейчас вернусь…
Выйдя в темный подъезд, я достала зажигалку и, спустившись на два пролета, остановилась перед коробкой.
Осторожно подергав ручку, убедилась, что она не закрыта. Замок взломан. Щелкнув зажигалкой, я внимательно осмотрела содержимое коробки. Ну конечно! Провода были аккуратно перекушены, то есть аварийная ситуация была запрограммирована.
Но откуда они могли знать, кто выйдет посмотреть, что случилось?
Озадаченная еще больше, я вернулась.
— Оля, а никто не звонил перед этим Кате?
— Нет. Она, правда, подходила к телефону, но сказала, что ошиблись номером.
— Так… В каком часу это было?
— Попробую вспомнить, — Ольга наморщила лоб, стараясь подогнать свои мысли. — В одиннадцать пятнадцать. Или около того. Но, сдается мне, звонок прозвучал как раз тогда, когда по телевизору шел «Мелроуз Плейс». Катя его смотрит…
Я посмотрела программу. Да, похоже, все так и было… И кто же сей неведомый, кто ворвался вместе со звонком в их жизнь? Знать бы наверняка, да пока даже догадки похожи на смутные ощущения…
Иванова, ты идиотка, мрачно констатировала я. И почему ты не наставила «жучков», как это сделали они? Тебя же сто раз предупредили, что это опасные и сильные противники!
Единственный выход — позвонить на АТС. Набрав номер, я столкнулась с суровой реальностью в виде коротких гудков. Чертыхнувшись, набрала номер еще раз.
На этот раз мне ответил девичий голос.
— Справочная АТС.
— Девушка, меня интересует, с какого телефона звонили по номеру 251–134. Приблизительно около одиннадцати.
— У нас нет таких сведений, — отрезала неразумная девица.
— Я из прокуратуры, — сурово проговорила я. — Дело серьезное. Пропал человек, и постарайтесь все-таки выяснить, кто звонил и с какого телефона.
Она задумалась и сделала еще одну попытку избежать лишних физических действий:
— Ваше имя и фамилию, пожалуйста. Мы не даем такие сведения первым встречным.
— Надежда Зубкова, — вспомнила я Наденькину фамилию. — Отдел розыска.
Кажется, девица успокоилась.
— Сейчас. Одну минуточку.
Она исчезла. Я уставилась в потолок, разглядывая цветочки с интересом ребенка, первый раз увидевшего лужайку.
— Вы меня слушаете? — раздался в мо-ем ухе голос девушки. — Звонили с номера 645–721.
Ого! Вот это совсем неожиданно!
