— Господи! Танечка!
Я с ужасом ждала продолжения.
— Да ты стала еще красивее! Разве это возможно, Таня! Ты и была-то самой хорошенькой, а сейчас… Рядом с тобой появляться страшно!
* * *
Кстати, Ритка тоже похорошела. Ее кукольное личико теперь стало более оформленным, и в глазах появилось то выражение тайного женского знания, которое раньше отсутствовало, терпеливо дожидаясь, когда Риткина наивность наконец-то даст ему шанс расцвести.
Мы прошли в комнату, где все было в Риткином стиле — отсутствие порядка всегда было ее отличительной чертой.
— Таня, я так рада, что мы с тобой все-таки увиделись!
Она, похоже, говорила вполне искренне. Я начала расслабляться.
— И что мы до сих пор живы, — поддела я ее. — Две старушки, с темным прошлым и богатым жизненным опытом.
Она рассмеялась и достала из холодильника две банки «Белого мишки».
— Боже мой, ты даже помнишь, что мы пили? — поразилась я.
— Ну, если это помнишь ты, то почему бы этого не помнить мне?
— У меня профессиональная память.
Ритка подняла бокальчик и, подмигнув мне, проговорила:
— Прозит, моя малышка!
Я расхохоталась. Ну конечно… Тени прошлого встают перед нашими глазами…
— Ритка, я не смогу ответить как раньше!
— Нет, Танечка!
— Ну хорошо, — решилась я и, придав своему лицу томность и великое знание жизни, назидательно изрекла: — Пусть наши пути будут свободными, как ветер, и пусть не коснутся наши ступни той дороги, по которой ходят эти идиоты!
Мы расхохотались.
— Кстати, об идиотах… Как у тебя с ними? — поинтересовалась я.
— Лучше ты, — вздохнула она.
— Я понимаю, что я лучше идиотов.
— Да нет, ты рассказывай.
— О них? — поморщилась я. — Я не буду о них говорить. Принципиально. У меня сейчас период острого мужененавистничества, которые нападают периодически — со страшной силой. Тогда я становлюсь опасной. Лучше не береди мои раны. И вообще — я подозреваю, что ты меня вызвала не для того, чтобы обсуждать этих одноклеточных.
Она вздрогнула. Как-то задумчиво опустила глаза, пытаясь определить, стоит ли ей продолжать пить пиво или все же открыть мне страшную тайну своего интереса к моей персоне.
— Таня, ты ведь сейчас работаешь детективом? — спросила она меня почти шепотом.
— Сейчас я сижу с тобой и никем не работаю. А вообще-то да. Работаю.
— Ну вот… — многозначительно протянула она и опять замолчала. Если учесть, что молчание для Ритки было явлением экстраординарным — в основном она болтала без умолку, — то я могла предположить, что с Риткой в очередной раз произошел облом крупных масштабов.
— Ну и вот? — переспросила я.
— Я не знаю, как тебе это объяснить… Понимаешь, ситуация-то смешная. И вполне возможно, что это мои домыслы. Но у меня в душе поселился страх. Как будто Эдик не просто так пропал, а что-то с ним произошло. Мне даже сон снился. Я хожу по лабиринту, а Эдик лежит, связанный. А я его найти не могу.
— Подожди, — остановила я ее. — Кто у нас Эдик? И что с ним приключилось?
Ритка подняла на меня свои прекрасные очи, переполненные страданием, и прошептала:
— Эдик — это мой возлюбленный. И он пропал…
Глава 2
Я лично ничего в этом патологического не находила. У Ритки, насколько я помнила, вечно пропадали возлюбленные. Ну просто рок какой-то над ними висел. Как черный буревестник, взмахивала судьба крылами и уносила очередного Риткиного возлюбленного в неизвестном направлении, оставляя девушку в одиночестве и слезах. Каждый раз, когда свершалась такая трагедия, бедная Ритка хлопала глазами, честно страдала, но к услугам частных детективов никогда не прибегала, видимо, все-таки понимая, что тревожить серьезных людей такими мелкими пропажами, как возлюбленные, не стоит. Ну пропал и пропал. Как говаривал один мудрец, мужчины и трамваи не из тех необходимых вещей, за которыми стоит бегать, — ушел один, придет другой. Правда, что касается трамваев, я позволила бы себе не согласиться. Вполне возможно, что этот самый мудрец жил в какой-нибудь пустыне и слыхом о трамваях не слыхивал или сохранил смутные идиллические воспоминания, в которых розово-голубые трамваи ходили туда-сюда пустые, чистенькие и никогда не задерживались, скапливаясь в одном месте.
В общем, со временем я поняла, что трамваи и мужчины иногда появляются без обещанной стабильности. Но Риткино горе мне показалось немного преувеличенным, и я попробовала возразить ей робко, памятуя о «СД-ромах», постоянно разгуливающих перед носом у твоей почти законной собственности, смущая несчастного своим более чем вульгарным видом:
— Может быть, он просто уехал в командировку?
— В какую? — трагически простонала перевоплотившаяся в Федру Ритка. — У него в фирме нет командировок…
— Ну, хорошо. А «СД-ромы» в фирме есть? — поинтересовалась я, памятуя о неприятных свойствах оного ломаться, привлекая к себе все внимание субъекта, склонного пропадать.
— Не знаю, — честно задумалась Ритка, и осторожно спросила: — А при чем тут «СД-ромы»?
— Да ни при чем, — отмахнулась я. — Просто к слову. У меня вот недавно мой верный друг утонул в объятиях «СД-рома».
— Но ведь это такая штучка в компьютере, — робко возразила Ритка. — У нее нет объятий никаких…
— Я тоже так думала, — мрачно ответила я. — Оказалось, есть. Еще у них крашеные рыжие волосы, огромные накрашенные рты и отвратительная кожа, совершенно ужасная. Эти самые «СД-ромы» любят работать секретаршами и менеджерами — в общем, заниматься работой, не требующей больших мозговых затрат.
— Я сама работаю секретаршей, — скромно напомнила Ритка.
— Ой, прости… — опомнилась я, поняв, что переусердствовала с обвинительной речью. — Но ты честная секретарша. А есть нечестные. «СД-ромы»… Так вот, он тебе звонит и сообщает, что у него сломался этот самый «СД-ром», и поэтому он придет к тебе не в девять, а в двенадцать… Понимаешь, надо срочно починить. Ты ему доверяешь, а потом это повторяется. И вот, не стерпев, ты отправляешься в холодную погоду к этому идиоту помочь ему с «СД-ромом» и видишь, что сломалась-то вот та самая крашеная корова, которая к тому же заявляет тебе, что ты подурнела со времени вашей последней встречи…
— Ты?! — возмутилась Ритка. — Подурнела?
— Ну да. Я, — скромно потупилась я.
— Да она просто клеветница какая-то!
— Вот и я так думаю…
— Так у тебя тоже незадача?
— Сама дура, — вздохнула я. — Когда я стану наконец законченной стервой, я поумнею.
— Тань, может, не надо? — просительно протянула Ритка. — Зачем тебе стервой становиться?
