Свен Дево не обманул. Все так, как он и говорил. Значит, Ханс и Гретель похоронены на этом месте, сразу за памятником. Никому и в голову не придет искать их здесь. Хочешь хорошо спрятать — положи на самое видное место!
Показываю рукой Харуну на буквы, прошу его сфотографировать надпись. Харун достает фотоаппарат, настраивает, переходит с места на место, ищет лучшее место для съемки. Я отхожу назад, чтобы не мешать. Неужели все позади? Еще чуть-чуть, и дело маньяка, которого не было, будет закончено. Алоис Кальт получит ненужную ему теперь свободу, а Гудрун и Бернхард Райнер — бесценные для них косточки. Неужели все?
Оказывается, нет, не все.
Из-за массивной плиты памятника появляется бывший криминалькомиссар Хеннинг Крюкль. Все такой же маленький, толстенький, овальный, в старом пальто до земли и в очках с веревочкой вместо левой дужки. Его знакомый имидж освежает только один новый аксессуар — в руке человек-пингвин держит большой черный пистолет с длинным стволом. Ну, или пистолет мне со страху кажется большим. Другой рукой Крюкль прижимает к голове шляпу, чтобы ее не унесло ветром.
— Поздравляю вас, герр Росс, — каркает человек-пингвин. Глаза у него совершенно сумасшедшие, выгоревшие. — Вы отлично справились с порученным делом. Больше вы не нужны.
Харун замахивается на Крюкля фотоаппаратом. Отважный он парень. Но напрасно. Фотоаппарат не оружие, а Крюкль начеку. Пистолет негромко взлаивает два раза. Выронив камеру, Харун бессильно опускается на хвою. На его куртке пониже левой ключицы расплываются темные пятна. Кровь. Журналист не упал, он сидит, опираясь здоровой рукой о землю, и с ненавистью смотрит на Крюкля. Побелевшие губы бормочут какие-то афганские ругательства. Если у афганцев есть ругательства. Я не владею их языком.
— Конфликтовать со мной бессмысленно! — делает бессмысленное заявление Крюкль.
Стою, сам себе удивляюсь. Весь месяц собирался умереть, уже настроился, все по-взрослому, а как представился удобный случай, оказывается, мне очень захотелось жить. Вот всегда так! Странно устроена наша реальность. Если хочешь, чтобы твое желание исполнилось — передумай!
— Как вы тут оказались? — спрашиваю Крюкля, чтобы чем-то заполнить паузу. Не люблю тягостного молчания в ходе беседы.
Человек-пингвин наводит на меня свой большой пистолет. А вот это совершенно зря! Мой желудок судорожно пытается сжаться и спрятаться, но куда там прятаться? Мы с желудком в одной лодке, так сказать.
— Вам, герр Росс, это знать необязательно, но так уж и быть, напоследок скажу.
Самодовольное карканье Крюкля едва слышно. Ветер еще усиливается и гонит листву по воздуху. Раскаты грома становятся все ближе и слышнее. Скоро грянет буря!
— Я узнал у друзей в полиции, что вы вчера были в «альтерсхайме» у Свена Дево. Наши за ним почему-то стали приглядывать. Нетрудно было сложить два и два, чтобы догадаться, кто мог спрятать трупы. Брат этой сучки Беа!
— И вы тоже встретились с Дево?
Крюкль зловеще улыбается своим квадратным ртом:
— Час назад! Пришлось его, конечно, уговаривать с помощью пули в колено. После этого Дево долго не запирался, рассказал, как было дело.
— И что вы с ним сделали? — спрашиваю я, хотя и так уже понятно. Передо мной стоит псих.
— Поблагодарил его пулей между глаз. Старый говнюк!
Бедная Дженнифер!
Дождь, до этого лишь изредка капавший, начинает полноценно поливать Ведьмин лес. Я стою перед взбесившимся пингвином и глотаю воду, текущую по лицу. В начале было слово… Чтобы продлить себе жизнь, задаю Крюклю новый вопрос:
— Как же вас тогда угораздило оказаться на пути Генриха?
— Я тогда крепко выпил в Соседнем Городке, — раздраженно каркает Крюкль. — Зашел к одной знакомой шлюхе, а она меня не впустила — была с клиентом. Я страшно разозлился. Пошел домой пешком через Ведьмин лес. Смотрю, едет «Фольксваген», а за рулем лишенный прав сынок доктора. Я остановил поганца и сам сел за руль, хотел его к нам в полицию доставить. Откуда же я заранее мог знать, что эти безмозглые детишки выскочат на дорогу? Темно ведь, да и я поздно среагировал. Пьяный же был.
— Генрих ничего не видел?
— Нет, он спал на заднем сиденье. Я со страху бросил «Фольксваген» прямо на дороге и через лес добрался до дома. Еще выпил и лег, а в полночь меня поднял телефонный звонок из полиции. Наши сообщили, что пропали дети Райнеров. Я и включился в расследование. Удачно все получилось!
— Не боялись, что Генрих расскажет правду?
Крюкль издает страшные хриплые звуки. Человек-пингвин смеется. Черная душа.
— Не боялся. Кто бы ему поверил?
— А та шлюха? Она могла сказать, что вы были тогда в Соседнем Городке.
— Та стерва долго не зажилась на белом свете. Передоза героина.
— Тоже вы помогли?
— Она все равно была законченной наркоманкой! Днем раньше, днем позже… — возмущенно говорит Крюкль.
Ветер становится еще сильнее. Небо наконец прорвало. Дождь, словно вертикальная река, заливает холм. Я уже промок до нитки. Каждые несколько секунд в угольно-черном небе появляются длинные ослепительные молнии. За ними незамедлительно следует гром. Гул стоит такой, что нам приходится кричать, чтобы слышать друг друга.
Крюкль визгливо каркает. Разговорился, сволочь!
— Сынку доктора я пообещал, что он сгниет в тюрьме, если расскажет обо мне. Матерые уголовники будут десятками лет издеваться над ним, делать с ним все, что придумает их извращенное воображение.
Ясно, что слабохарактерный Генрих сломался.
— А зачем вы посылали меня в монастырь? Я так и не догадался.
— Хотел вас там прикончить, герр Росс, — глумливо хрипит Крюкль, — но этот выскочка Уль задержал меня в последний момент. Внезапно приперся ко мне домой и навязался с пустым разговором. Тогда вам просто повезло.
Значит, комиссар Уль — мой ангел-хранитель? Я бы не отказался иметь такого ангела-хранителя. Интерпол!
— А Генриха зачем вы пытались убить?
— Я позвонил этому говнюку утром в понедельник и предупредил, чтобы он не смел ничего вам рассказывать. Но он же слабовольный червяк! Поэтому я решил его убрать.
— Зачем все это, Крюкль? Вас ведь все равно найдут.
— О чем вы? Кто найдет?! — каркает человек-пингвин. — Дево уже нет на свете, сынок доктора в коме, Кальту все равно никто не поверит, а вы и журналист тоже скоро ничего больше не скажете.
Я с Крюклем не спорю, хотя мог бы. Из трещащего леса за его спиной появляется комиссар Уль и… кто бы вы думали? Моя Марина! Прилетела из Астаны и сразу сюда — спасать своего детеныша, беспомощного мужа. Женщина-мать! Уль тоже вооружен пистолетом. Женщина-мать размахивает бейсбольной битой. Смотрится грозно и немного бесшабашно, как памятник «Родина-мать зовет!» на Мамаевом кургане в Волгограде. Три Креста, наверное, со времен Тридцатилетней войны не видели столько оружия сразу.
