— Вы нуждаетесь во мне. Без меня вам этого никогда не раскрыть.
Урсула оказалась права. Разозлиться на Себастиана Бергмана легко.
Ванья припарковалась и заглушила мотор. Перед тем как выйти из машины, она повернулась к Себастиану:
— Еще одно.
— Что?
— Нам известно, что она лжет. У нас есть доказательства. Но мне хочется, чтобы она заговорила. Поэтому мы не станем вваливаться и обрушивать на нее доказательства, чтобы она просто замолчала. О’кей?
— Конечно.
— Я ее знаю. Я руковожу. Ты молчишь.
— Я уже сказал, что ты почти не заметишь моего присутствия.
Бросив на него взгляд, ясно показывающий, что она не шутит, Ванья вышла из машины и двинулась к дому. Себастиан последовал за ней.
Как Ванья и надеялась, Лиза оказалась дома одна. Увидев перед входной дверью Ванью в сопровождении незнакомого мужчины, она явно пришла в шоковое состояние. Потом попыталась привести какие-то неудачные отговорки, но Ванья вошла в холл без приглашения — она уже приняла решение, особенно когда услышала, что Лиза дома одна.
— Это займет всего минуту. Мы можем поговорить там.
Ванья более или менее заставила их пройти в аккуратно прибранную кухню. Себастиан держался на заднем плане. Он вежливо поздоровался с девушкой и умолк. К радости Ваньи, он пока придерживался их договоренности. На самом же деле Себастиан был не в силах говорить. Увидев выложенного бусинками Иисуса, он просто онемел. Ничего подобного ему еще видеть не доводилось. Потрясающе.
— Садись.
Ванье показалось, что во взгляде девушки что-то изменилось. Она выглядела более усталой. Без оборонительного огня в глазах, будто ее защитная стена дала трещину. Ванья старалась говорить максимально душевно. Ей не хотелось, чтобы ее слова воспринимались как слишком агрессивные.
— Лиза, дело обстоит следующим образом. У нас возникла проблема. Большая проблема. Мы знаем, что в ту пятницу в девять часов Рогера здесь не было. Нам известно, где он находился, и мы можем это доказать.
Ей только почудилось или плечи Лизы немного обмякли и опустились?
Но она ничего не сказала.
Пока.
Ванья склонилась вперед и коснулась ее руки. На этот раз мягче.
— Лиза, теперь ты должна сказать правду. Я не знаю, почему ты лжешь. Но тебе больше нельзя лгать. Не ради нас, а ради себя самой.
— Я хочу, чтобы пришли мои родители, — выдавила из себя Лиза.
Ванья не отрывала руки от кожи девушки.
— Ты уверена? Тебе действительно хочется, чтобы они узнали, что ты лжешь?
Ванья впервые увидела промелькнувшую секундную слабость, каковая обычно предвещает правду.
— В пять минут десятого Рогер был на Густавсборгсгатан. У меня есть пленка, где он заснят. Густавсборгсгатан находится на некотором расстоянии отсюда, — продолжила Ванья. — Я предполагаю, что твой парень ушел в четверть девятого. Самое позднее — в половину девятого. Если он вообще здесь был.
Продолжать дальше она не стала. Посмотрела на Лизу, в глазах которой теперь читались усталость и отчаяние. Все следы строптивости и подросткового высокомерия исчезли. Она казалась просто испуганной. Испуганным ребенком.
— Они страшно рассердятся, — произнесла она наконец. — Мама с папой.
— Если они об этом узнают.
Теперь Ванья уже мягко сжимала руку девочки, становившуюся по ходу разговора все теплее и теплее.
— Блин, блин, блин, — внезапно проговорила Лиза, и запретные слова стали началом конца. Стена рухнула. Девушка освободилась от руки Ваньи и уткнулась лицом в ладони. Оба услышали долгий выдох, сделанный почти с облегчением. Носить в себе тайны тяжело.
— Он не был моим парнем.
— Что ты сказала?
Лиза подняла голову и чуть-чуть повысила голос.
— Он не был моим парнем.
— Не был?
Лиза замотала головой и отвернулась от Ваньи. Устремила невидящий взгляд куда-то вдаль, в окно, словно рвалась туда. Прочь.
— Кем же он тогда был? Чем вы занимались?
Лиза пожала плечами.
— Мы ничем не занимались. Его одобряли.
— Одобряли?
Лиза повернула голову и бросила на Ванью усталый взгляд. Неужели та не понимает?
— Ты хочешь сказать, его одобряли родители?
Лиза опустила руки и кивнула.
— Мне разрешалось с ним гулять. Или оставаться дома одной. Правда, мы всегда куда-нибудь уходили.
— Но не вместе.
Лиза покачала головой.
— У тебя есть другой парень, ведь так?
Лиза снова кивнула и впервые посмотрела на Ванью умоляюще. Девочка, жизнь которой, вероятно, сводилась к тому, чтобы быть идеальной дочкой — маска, уже начавшая спадать.
— Который не нравится родителям?
— Они бы убили меня, если б узнали.
Ванья снова посмотрела на картину из бусинок. Теперь она означала нечто иное. «Я есмь Путь». Только не когда тебе шестнадцать лет и ты влюблена в неправильного парня.
— Ты понимаешь, что нам придется встретиться с этим парнем? Поговорить с ним. Но твоим родителям вовсе не обязательно об этом знать, мы тебе обещаем.
Лиза кивнула. Она была больше не в силах сопротивляться. «Правда сделает тебя свободной», — при первой возможности говорил руководитель молодежи в церкви. Лиза уже давно отнесла эти слова к постоянно разрастающейся категории обманов, с которыми ей много лет приходилось жить. Но сейчас, в этот миг, она поняла, что данную категорию необходимо пересмотреть. Правда сделает тебя свободной, но страшно разозлит твоих родителей. Вот как оно на самом деле. Но это по крайней мере правда, и она действительно приносит освобождение.
— Что с ним не так? Слишком взрослый? Связан с криминалом? Наркотики? Мусульманин?
Вопросы задал Себастиан. Ванья посмотрела на него, и он принял слегка извиняющийся вид. Она кивнула — все в порядке.
— Он совершенно нормальный, — ответила Лиза, пожав плечами. — Просто он не… все это. — Лиза повела рукой жестом, включавшим не только дом, но и весь квартал, ухоженные садики перед небольшими виллами на тихой улице.
Себастиан понял, что она имеет в виду. В возрасте Лизы он сам тоже не мог проанализировать свою ситуацию и сформулировать словами, но ощущение он узнал. Защищенность, превратившаяся в тюрьму. Забота, ставшая удушающей. Условности, кажущиеся кандалами.
Ванья склонилась к девушке и снова взяла ее за руку. Лиза не сопротивлялась, или, вернее, ей даже хотелось контакта.
— Рогер вообще сюда приходил?
Лиза кивнула:
