Одинокие женщины в уединенных местах. В уединенных, но не совсем пустынных. Поблизости присутствовали люди, наличие которых, очевидно, внушало женщинам чувство уверенности. Они решались уходить с сигаретой вглубь темного сада, потому что слышали доносившиеся из открытых окон звуки праздника. Или шли через парк, поскольку слышали разговоры с автобусной остановки за кустами. Это оказывалось иллюзией защищенности. При трех идентичных изнасилованиях мужчина приближался сзади и набрасывался на них. Прижимал лицом к земле, не давая закричать, и насиловал сзади. Всех трех успешно. Физически сильный мужчина. Потом он исчезал. Вероятно, быстро и незаметно смешивался с находившимися поблизости людьми. Шел по улицам города, как обычный мужчина. Женщины вообще не успевали его увидеть. Никаких примет, никаких свидетелей.
Харальдссон повторил процедуру, на этот раз в Соллефтео. Сперва выяснил, между какими датами Аксель Юханссон там проживал, потом посмотрел нераскрытые сексуальные преступления. Имелись два отчета об изнасилованиях с нападением, почти идентичные случаям в Умео. Уединенные, но не полностью безлюдные места. Нападение сзади. Лицо прижато к земле. Никаких примет, никаких свидетелей.
Харальдссон откинулся на спинку и тяжело задышал. Намечалось нечто грандиозное. Он это чувствовал. Он возьмет реванш с лихвой. Серийный насильник. Возможно, покруче, чем Хагаманнен
[14]
. И напал на его след Харальдссон. Речь комиссара полиции лена казалась ближе, чем когда-либо.
При всем уважении к Рогеру Эрикссону и тому психологу, происходящее следует признать грандиозным. Действительно грандиозным. На таких делах строят карьеру. Дрожащими руками Харальдссон снова взялся за компьютер. Иевле. Отмечено одно изнасилование за сравнительно короткий период проживания Акселя в городе. Тот же сценарий.
За год, проведенный Акселем в Хельсингборге, — ни одного изнасилования.
Харальдссон замер. Будто бежал по дорожке, здорово разогнался — и вдруг резкая остановка. Как ни странно, его охватило разочарование. Ему бы следовало радоваться тому, что ни одной женщине не пришлось испытать ужас, сопряженный с изнасилованием, но это подрывало его теории. Теории, к окончательному подтверждению которых он уже подошел вплотную. Харальдссон проверил еще раз. Тот же неутешительный результат. Аксель Юханссон прожил в Хельсингборге два года, но за это время не отмечено ни единого нападения, которое бы вписывалось в общую картину. Харальдссон опять откинулся на спинку и допил остатки кофе. Кофе уже успел остыть. Харальдссон размышлял. Это совсем не обязательно что-то означает. Возможно, о преступлениях просто не заявляли. Ведь не обо всех сексуальных преступлениях заявляют. Далеко не обо всех. О большинстве изнасилований с нападением, правда, заявляют, но точно-то знать нельзя.
В принципе Хельсингборг ему не так уж и нужен. Почти во всех предыдущих случаях имеются доказательства в виде ДНК.
Однако это раздражало.
Нарушало целостность.
Получалось, будто рисуешь картину, проводя линии от точки до точки, и вдруг перескакиваешь через одну или две. Конечно, увидеть, что изображено на картине, можно, но взгляд все время притягивают пропущенные места, и это раздражает. Противно. Кроме того, Харальдссон не сомневался, что Аксель Юханссон перерыва не делал. Во всяком случае длиной в два года. Раз уж он начал и пока что выходил сухим из воды.
Харальдссон встал и пошел в столовую, чтобы налить себе еще кофе. Придя на работу, он ощущал какую-то вялость и сонливость, проще говоря, легкое похмелье, но это ощущение быстро улетучилось и сменилось не дающим покоя, напряженным ожиданием. Чувством сродни тому, которое он испытывал в раннем детстве, когда ожидал в Сочельник появления Санта-Клауса. Надо только разобраться с Хельсингборгом.
Вернувшись на место, Харальдссон зашел в их собственный архив. Он знал, что ищет. И действительно, два изнасилования, полностью совпадающие с методом Акселя Юханссона. Оба произошли после появления Акселя в городе.
Значит, остался только Хельсингборг.
Теперь Харальдссон представлял себе картину. Видел ее, но все же хотел соединить последние точки. Они с Пенни однажды были в Хельсингборге. В начале 1990-х. До строительства моста. Отпуск в Сконе
[15]
с заездом в Данию на одном из паромов, которые в то время курсировали между странами. Харальдссон помнил, что дорога занимала всего десять минут. Другой город, другая страна, и всего в десяти минутах. Он нашел номер полиции Хельсингёра. Объяснил свое дело, его переключили, снабдили новыми номерами, потом он снова звонил, его переключали, неправильно понимали, опять переключали, но в конце концов соединили с женщиной по имени Шарлот, которая могла ему помочь. Датский язык Харальдссона оставлял желать лучшего, и после нескольких минут переспрашиваний и повторов они дружно перешли на английский.
Он знал время.
Знал способ действия.
Это не должно было занять много времени.
И действительно не заняло. За нужный период в полиции Хельсингёра имелось два нераскрытых дела об изнасиловании с нападением. Харальдссон едва удержался от победного жеста. Дело оказалось международным.
И оно раскрыто.
Теперь остается только найти Акселя Юханссона. Но сперва надо сообщить Хансер.
— Как дела с ногой? — спросила Хансер, почти не отрывая глаз от работы на письменном столе, когда Харальдссон, постучавшись, открыл дверь и вошел к ней в кабинет.
— Спасибо, хорошо.
Харальдссон не намеревался играть по ее правилам. Не собирался давать себя провоцировать или унижать. Он мог позволить ей сохранять перевес в течение еще нескольких секунд. Скоро ей придется признать, что, несмотря на маленький промах, он все-таки отличный полицейский. Гораздо лучше, чем она когда-нибудь была или станет.
— Ты сказала, чтобы я не смел приближаться к расследованию дела Рогера Эрикссона.
— Именно. Надеюсь, ты так и поступаешь.
— В каком-то смысле да. — Харальдссон взвешивал каждое слово. Ему хотелось растянуть это мгновение, не раскрывать всего сразу. Хотелось видеть каждый шаг Хансер на пути от неприязненного недоверия к невольному восхищению.
— Я присмотрелся поближе к Акселю Юханссону.
Хансер не реагировала, продолжала интересоваться исключительно лежащими перед ней бумагами. Харальдссон приблизился к ней на шаг. Понизил голос.
Выразительнее.
Интереснее.
— У меня возникло ощущение, что он в чем-то замешан. В чем-то ином, нежели привязка к Рогеру. Ощущение… Если хочешь, можешь назвать это интуицией.
— Хм.
