– Вот именно. Со своими тараканами. И уже в ход идут идеи о превосходстве каталонской нации, которая может позволить себе все – ей, видите ли, положено за годы угнетения… А скажи каталонцу, что тут сейчас ущемляют права испаноговорящих, он тебе скажет, что это не проблема каталонцев. Вот так изящно. Они замкнулись в своих проблемах и считают, что имеют на это полное право, даже когда задевают или обижают других. Они уверены, что им можно, им простительно, это справедливо и нельзя осуждать… Можно в разговорах между собой презрительно называть остальных испанцев «потомками андалусской цыганвы» и принципиально не переходить на испанский в разговоре с ними. Это принципиальное «непонимание» языка «поработителей», хотя этот язык один из самых распространенных в мире… Зато со счастливой улыбкой говорить на жутком английском…
– А ты помнишь, что писал об испанском сепаратизме Хосе Ортег-и-Гассет? – негромко спросила мать. – Еще в 1920 году? – Мать преподавала много лет в университетах. И потому ее реплики зачастую носили академический характер. Но эта тема не была для нее сугубо умозрительной. Несколько последних лет она провела в университете Братиславы, а известно, что отношения словаков с чехами, которых словаки называют немцами, весьма напоминают отношения испанцев и каталонцев.
– В «Дряхлеющей Испании»? – вспомнил Ледников.
– Да.
– Ну, не буквально…
– А писал он, что каталонцы жалуются на угнетенное состояние, хотя они самый привилегированный народ Испании. Но нынешняя Испания одряхлела и не может предложить нации ни грандиозного проекта, ни великих предприятий, ни чудесных идеалов… И в такой ситуации неминуемо возникает вопрос: а стоит ли нам жить вместе? Ибо жизнь – движение вперед, направленное от настоящего в будущее. И только бледных отзвуков пусть и великого, и героического прошлого тут недостаточно. Ну, что-то в таком духе, – махнула рукой, словно стесняясь чрезмерного пафоса, мать.
– Пусть так, но самим-то нужно отвечать за себя, за то, что вами двигает… При этом, наверное, нужно еще оставаться приличными людьми. А то все и всех засовывают в свой узколобый национализм, как в испанский сапог. И попробуй в нем уйти далеко.
Глава 4
Porier sal en la mollera
Насыпать соль на затылок (Вправлять мозги)
В какой-то момент он, видимо, заснул. Потому что вдруг увидел в дверном проеме чью-то фигуру и никак не мог понять, откуда она взялась. Человек несколько раз негромко стукнул в распахнутую дверь.
– В чем дело? – по-испански спросил Ледников. – Кто вы? Что вам надо? – Подобные загадочные визиты не нравились ему по определению.
Негромкий женский голос ответил по-русски:
– Это Лера… Согдеева…
Вот так. Всего-навсего. Ледников спустил ноги на пол, пригладил волосы.
– Только не включайте, пожалуйста, свет! – предупредила она. Вот только этого и не хватало – сидеть в темноте. – И к чему такая таинственность? – раздраженно спросил Ледников.
– Просто я не хочу, чтобы нас видели вместе.
– Кто?
– Я вам сейчас расскажу…
– А это обязательно – мне рассказывать? Я что-то не помню, чтобы обещал вам помогать…
– А мне больше не к кому обратиться.
– И вы думаете, это меняет дело?
– Но вы ведь не выгоните меня.
– Рассчитываю, что вы уйдете сами.
– Но выслушать меня вы можете?
– Зачем? – холодно осведомился Ледников. – Вам что, хочется просто высказаться перед кем-то? Вряд ли. Вы не из таких. Значит, вам что-то обязательно понадобится. Не знаю что именно – помощь, информация, может, просто совет… Но я-то тут при чем?
– Тогда, в Лондоне, мне показалось, что вы – человек, который не отталкивает руку, протянутую за помощью.
– Все зависит от того, чья это рука.
– Понятно. Я готова заплатить, если…
– Послушайте, Лера, я вовсе не частный детектив, который ищет работу. У меня совсем другая специальность. А здесь я и вовсе на отдыхе.
– Я знаю. И все же…
– Ладно, заходите. Пойдемте на кухню, что ли…
Вытащив из холодильника бутылку минеральной воды и сделав пару больших глотков, Ледников подумал, что сейчас лучше всего было бы не слушать чужие тайны, а выкупаться в ночном море. Но предлагать сие упражнение нежданной гостье он не стал, потому как это вряд ли входило в ее планы.
– Итак, я вас слушаю, – сказал Ледников.
Вежливо выслушать и вежливо, но твердо расстаться – таков был его немудрящий план. Было ясно, что выпроводить ее просто так не удастся. Она явно настроена изложить свое дело.
Лера подошла к окну, тревожно оглядела пустой, залитый лунным светом дворик.
– Чего вы так боитесь? – хмуро спросил Ледников. – За вами что – следят? Вам угрожают?
– И следят, и угрожают.
– И кто же?
Лера повернулась к нему лицом:
– Вы знаете, в какой мы сейчас с Рафой ситуации?
– Что-то слышал. Но и только. После Лондона я, признаться, не следил за вашей деятельностью. Вы уж извините.
В нем уже проснулся хитрый и внимательный следователь, давно знающий свое дело и ведущий себя согласно обстоятельствам. В данной ситуации самое выгодное было – показать ей, что он совсем «не в теме», и выслушать ее интерпретацию истории. А потом, уже сопоставив то, что он знает, с тем, что услышал, попытаться понять, какую игру ведет эта хитроумная las Meigas.
– Кстати, если вас интересует мое мнение, вам следовало изначально идти на мировую и попросту разделить наследство Муромского…
– Мать Рафы, сеньора Морьентес, категорически не хотела этого… Нам пришлось обращаться в суд. Но дела Муромского оказались слишком запутанными, разбирательство тянется и тянется, а у нас с Рафой просто заканчиваются деньги. Его лечение стоит очень дорого, если учитывать, что здесь требуется строгая конфиденциальность. Я не хочу, чтобы его состояние обсуждали в газетах и полоскали по телевидению.
– Думаю, в Испании сеньора Морьентес обладает определенными преимуществами.
– Разумеется, здесь она своя, и испанцы заинтересованы в том, чтобы деньги остались в стране. Но дело не только в ней, но и в ее адвокатах. Сама она только глупая и жадная баба, но ее окружает свора адвокатов, которая кормится на этом процессе. А один из них, некий Гонсало Навас, по-моему, рассчитывает после победы прибрать к рукам все деньги. Она испытывает к нему тяжелую страсть пожилой женщины, и он крутит ею как хочет. А мы с Рафой противостоим им практически одни.
– У вас что же, нет адвокатов?
– Есть, но они, во-первых, были не самые лучшие. А во-вторых, как я установила, фактически работали на того же Наваса…
– Вы сказали – были? – уточнил Ледников.
