— Ну, хорошо. С этим разобрались. А как насчет других жен Куроедова? Одна была отравлена в Днепропетровске, другую сбросили с лестницы в Харькове.
— Я никогда не был в этих городах!
— А в армии ты где служил? — спросил Жаров.
— В Николаеве.
— В какие годы?
— Девяносто третий — девяносто пятый.
— Понимаешь? — вдруг встрепенулся Жаров, обращаясь к Пилипенке.
— Что, собственно? — не понял тот.
— Первая жена Куроедова была отравлена в девяносто четвертом. Этот человек тут не при чем. Возможно, и ко второму случаю он не имеет никакого отношения.
— Похоже что так… — задумчиво проговорил Пилипенко. — Послушай, Зайцев! Зачем ты все-таки надевал маску волка?
Зайцев помялся, выдавил из себя слабую улыбку:
— Ну, так… Я — Зайцев, а маска — волка.
— Допустим. Но почему ты вообще надевал маску? Ты же не знаком с женой Куроедова.
— Не знаком. Но она меня видела.
— Где?
— На суде.
Пилипенко с удивлением поднял голову.
— Это на каком таком суде?
— В моей жизни был один лишь суд. За убийство, которое я не совершал.
— Так вот оно что! Вот ведь как просто всё объясняется.
И следователь щелкнул пальцами, что означало: он уже все до конца понял.
Больничный финал
Пилипенко и Жаров в больничных халатах шли по коридору. Следователь опять с отвращением поправлял свою одежду.
— Если твоя гипотеза верна, — сказал Жаров, — то я готов поставить памятник этой великой любви.
— Не ерничай, — огрызнулся Пилипенко. — Убийство есть убийство, и нет ему никакого оправдания.
— Согласись, это совсем не то, что убийство из-за денег.
— Нет. Не соглашусь.
Они были не прочь продолжить прения, но уже подошли к двери палаты.
— Молчим, — сказал следователь и открыл дверь — без стука, как это принято в больницах.
Девочка с шеей читала вслух книжку старушке с руками, меж тем, как на ушах у нее висел неизменный плеер, и она кивала в такт своей музыке. Обе подняли головы. Вера Куроедова полулежала на кровати. Напротив, на стуле — сидел Куроедов. Он с недоумением оглянулся.
— Разве у вас могут быть к нам еще какие-то вопросы?
— В самом деле! — с возмущением воскликнула Вера. — Арестовали моего мужа. Держали его три дня. Что вам еще от нас нужно?
Пилипенко прошел на середину комнаты, отодвинул пустой стул и сел на него верхом.
— Вот как вы гостей встречаете. А мы вам, между прочим, хорошую весть принесли.
— Неужели? — спросил Куроедов.
— Час назад задержали того человека, который принес вам несчастье.
Пилипенко указал ладонью на загипсованную ногу потерпевшей.
— А того, кто велосипед изобрел, не задержали? — съязвила девочка.
Она указала на свою шею.
— Не волнуйся, — ободрил ее Жаров. — И до него доберемся.
— А того… Того, кто… — начала было старушка, шаря в воздухе забинтованными руками, пытаясь определить виновного в своей травме, но Жаров успокаивающе положил ей руку на плечо, склонился и даже ласково поцеловал в седую макушку.
— И кто же этот… Человек? — проговорила Вера.
— Зайцев, — спокойно сказал Пилипенко.
Куроедов вздрогнул.
— Он был в маске волка, — продолжал следователь.
— Но почему Зайцев? — спросил Куроедов. — Тот самый, из Алушты?
— Именно. Зайцев, который отсидел за убийство вашей третьей жены.
— Зачем ему это нужно?
— Потому что он не убивал вашу третью жену.
— А кто же ее убил?
— И не только ее, но и всех предыдущих, — вставил Жаров.
Пилипенко поднял палец и проговорил весомо:
— Покрывало вдовы.
— Да, точно, — встряла старушка. — Есть такое покрывало. Это когда одна жена умирает. Потом другая. Потом третья. Вот, у меня сосед, старичок один. Так у него жен умерло штук… Даже и не упомню.
— Обязательно дайте мне адрес этого старичка, — тихо сказал Пилипенко и повернулся к чете Куроедовых.
— Так что, насчет покушений можете теперь спать спокойно. Больше никаких покушений не будет. Только один к вам вопрос. Для отчета. Если это не тайна, конечно. Мне очень важно знать, как вы познакомились?
Куроедов и его жена переглянулись. Куроедов рассмеялся.
— На этот вопрос мы никак не сможем ответить, — сказала Вера, также хохотнув.
— Потому что мы никогда не знакомились, — сказал Куроедов.
— Как? Вы не знакомы?! — с возмущением воскликнула старушка.
— Не волнуйтесь, бабушка! Такое бывает, — успокоила ее девочка.
— Просто мы знаем друг друга всю жизнь, — торжественно объявила Вера.
— С детского сада, — подтвердил Куроедов.
— Или даже с яслей, — добавила его жена.
— Значит, вы родились в одном городе? Выросли вместе… — проговорил Пилипенко вроде простые слова, но в голосе его прозвучало нечто зловещее.
— В Днепропетровске, — сказал Куроедов.
— Я в этого мужчину с детства была влюблена, — заявила Вера с гордостью.
Пилипенко и Жаров переглянулись. Все было уже ясно, и правда эта казалась чудовищной, хотя где-то на горизонте маячило слабое желание оправдать, по крайней мере — понять…
— А когда он в Харьков жить переехал, вы за ним отправились, — полуспросил, полуутвердил Пилипенко.
— Точно! — сказала Вера. — Работу хорошую бросила, квартиру продала.
Пилипенко смотрел на нее с грустью. Жаров отвернулся, глядя в окно, где ветер волновал ветки пальмы.
— А не страшно было тебе всех этих женщин убивать? — тихо спросил Пилипенко.
В палате установилось молчание. Девочка с шеей уронила на пол книжку. Все обернулись на стук. Жаров разглядел ее название: «Жертва роковой страсти».
Финал у камина
Тем же вечером, трое старых друзей сидели у камина в редакции. Жаров ворошил кочергой угли, искры втягивались в трубу. Пилипенко сидел в кресле, дожидаясь пока он отойдет, чтобы водрузить ноги на каминный экран. В соседнем кресле, также со стаканом в руке, сидел Минин.
— Вот и закончилась история с покрывалом вдовы, — сказал он.
— Она, наконец, призналась? — спросил Жаров.
