— А еще я бы попросила объявить в розыск моего мужа, — вдруг тихо сказала Вера. — Он три дня не приходил и телефон не отвечает.
Она кивнула на свой мобильник, лежащий на тумбочке. Пилипенко и Жаров переглянулись.
— Ума не приложу, куда он мог подеваться? — продолжала Вера.
Чрезвычайно неловкий момент
Куроедов шел по коридору с сумкой на плече. Его сопровождал охранник. У окна стояли следователь Пилипенко и лейтенант Клюев. Пилипенко барабанил пальцами по подоконнику.
— Давай лучше ты, — сказал Пилипенко.
— Как скажешь, — пожал плечами Клюев.
Он обернулся навстречу идущему Куроедову и отдал честь.
— От имени администрации города и Министерства внутренних дел приносим вам свои извинения.
Куроедов остановился, поправил сумку на плече.
— Это в честь чего?
Пилипенко отлип от подоконника и подошел к Куроедову. Сказал:
— Вы свободны. Ваше задержание и последующее обвинение были ошибкой.
Куроедов криво усмехнулся:
— Между прочим, я это с самого начала знал. А вы-то как догадались?
— На вашу жену было совершено покушение.
— Вы меня в этом убедили. Но мне казалось, что это был несчастный случай.
— Поскольку во время покушения вы находились здесь, то могу сказать, что это точно были не вы.
— Ничего не понимаю. Вы что-то путаете. Когда на нее наехала машина, я еще не был здесь.
Пилипенко внимательно посмотрел на Куроедова.
— Я говорил о другом. Кто-то напал на вашу жену в больнице.
— Кто напал?
— Могу только сказать, что это точно были не вы.
— Она… Пострадала?
— К счастью нет. Наша машина довезет вас до больницы.
Куроедов с сумкой забрался в милицейский «Уазик». Машина отъехала. Пилипенко и Клюев устроились в «Жигуленке», где уже сидел Жаров, точнее сказать — прятался, потому что чувствовал себя Гешей из «Бриллиантовой руки».
— Со стыда сгораешь? — поддел его Клюев.
— Просто сижу. Нечего мне было там делать. Ну а вы как? Извинения приняты? Ты-то зачем потащился, официальное лицо? — толкнул он следователя.
— Я потому приехал сюда сам, — сказал Пилипенко, — что хотел лично пронаблюдать за его реакцией. Странно он принял сообщение о том, что напали на его жену.
— Что ж тут странного? — усмехнулся Клюев. — Сразу видно, что ты не женат.
— Ты считаешь, что каждый муж должен огорчиться, если покушение на его жену не удалось? — проговорил Пилипенко. — Забрось-ка нас в редакцию, кофейку попить, — повернулся он к Клюеву.
Сидя с полными чашками черного кофе в руках, Пилипенко и Жаров какое-то время молчали. Разговорились, когда этот легкий наркотик ударил по мозгам.
— Выходит, что Куроедов не причастен к покушению на его жену, — сказал Пилипенко. — Но если это не Куроедов, то зачем ему принимать облик волка?
— Ты с ума меня сведешь! — воскликнул Жаров. — Ты же не веришь во всю эту, как ты ее называешь, чушь и ерунду. Как кто-то по-твоему может принять облик волка?
— Очень просто. Наденет маску волка и всё.
— Это был просто человек в маске?
— А ты как думал? Что только не померещится перепуганным девчонкам, старым и малым! То же мне: отлетела у него голова. Вопрос в другом. Я потому и обратил внимание на слово «оборотень». Кому, кроме самого Куроедова понадобилась бы маска? Это должен быть кто-то, кого женщина знает в лицо.
Друзья помолчали, прихлебывая кофе.
— Итак, подытожим, — сказал Пилипенко. — Есть Куроедов, у которого при загадочных обстоятельствах погибли три жены. На его четвертую жену совершено два покушения. Человек, который делает это, скрывает свое лицо. Убийства этих женщин могли быть выгодны самому Куроедову. Поскольку в последнем покушении он явно невиновен, то можно предположить, что и остальные убийства также не его рук дело. Бессмыслица какая-то: зачем кому-то убивать жен одного и того же человека?
— К тому же — в течение весьма долгого времени.
— И в разных городах бывшего Союза. Должен признаться, что следствие по этому делу зашло в полный тупик. Пивную банку в машину подбросили. Сделать это легче легкого: Куроедов трудится барменом в ресторане. Достаточно придти к нему в бар и заказать пива. На банке и останутся отпечатки бармена.
— Вопрос только в том, кому надо было подставлять Куроедова?
— Кажется, я догадываюсь. Давай-ка заедем на винзавод.
Массандра — лучшее вино в мире
Теперь Пилипенку и Жарова заставили надеть не белые, а синие рабочие халаты. Следователю и в этом наряде ерзал плечами, постоянно поправляя неуютную одежду.
— Опять облачены в какие-то мешки. А я даже милицейскую форму терпеть не могу носить.
Они шли по коридору Массандровского винного подвала. С обеих сторон над ними нависали штабеля винных бочек.
— Зато вина вволю попьем, — сказал Жаров.
— Не дождешься.
— А почему ты милицейскую форму терпеть не можешь носить? — спросил Жаров.
— Самое главное в жизни — это свобода. Как в творчестве Пушкина. Поэтому я и не женюсь никогда.
В это самое время мимо них проходила девушка, достаточно красивая, несмотря на такой же синий рабочий халат. Говоря, Пилипенко посмотрел на нее с грустью. Жаров, напротив, радостно заулыбался:
— Скажите, девушка! Где нам найти мастера цеха Зайцева?
Она остановилась, принялась объяснять, бойко указывая ладошками:
— Дойдете до конца проспекта. Повернете на улицу Мадеры. Первый поворот — переулок Ординарного Портвейна. Там и работает наш мастер.
Все это у них было очень серьезно, как заметил Жаров еще давно, когда впервые посетил винзавод. Два широких коридора назывались проспектами: Большой и Малый. Отходящие боковые проходы, также по стенам уставленные бочками, назывались улицами, а коридоры их разветвлений — переулками. Когда-то давно, в перестроечные времена, один из шутников-завхозов, которые тогда часто менялись или отстреливались, распорядился повесить на углах таблички, выполненные в традиционном стиле.
Так что, улицу Мадеры и переулок Ординарного Портвейна друзья нашли легко. Под огромной бочкой с маркой «ПОРТВЕЙН ОРДИНАРНЫЙ» стоял Зайцев, с важным видом наливая вино из колбы в химический стакан. Стрельнул глазами по сторонам и выпил.
— Ага, в рабочее время побухиваешь? — прошипел Пилипенко из-за угла.
— Пробу снимаю, — буркнул Зайцев, хмуро глядя на выходящих из-за бочки Пилипенку и Жарова. — Опять вы меня на ты, гражданин следователь. Я что — снова под подозрением?
