Он мог быть снова задержан милицией. Он мог потерять телефон. Он мог где-то элементарно сидеть и пить.
Все могло быть!
Могло быть даже то, о чем неотступно думала Алёна, и от этих мыслей у нее ужасно портилось настроение.
— Ну и льет, — пробормотал сердито Жора. — Ну и хлыщет. Вот кошмар!
Правильно говорила милая девушка Оля — одесские синоптики не врали. Циклон обрушился-таки ливнем, да каким! Те полминуты, которые понадобились Жоре, Лоре и Алёне, чтобы сесть в такси, подогнанное к самому крыльцу Дома офицеров, были самыми мокрыми в их жизни.
Лило невероятно. «Дворники» не успевали справляться с потоками воды на ветровом стекле.
— На меня капает! — возмущенно воскликнула Лора. — У вас крыша течет!
— Перестаньте сказать! — ухмыльнулся водитель. — У вас фантазия, как у писателя Сережи Лукьяненко!
— В самом деле капает, — согласилась Алёна. — На меня тоже.
— Раскройте зонтик, мадам! — весело посоветовал таксист.
— А ты рот закрой! — рассердился Жора.
— Все для вас за ваши деньги! — согласился водила.
Некоторое время ехали молча.
— Говорят, эти дожди надолго, — наконец с тоской сказала Лора. — Никто не знает, когда кончится циклон?
— Да обещали на неделю, — подал голос водила.
— Ужас, неужели каждый день такие ливни будут?!
— А шё, Китай же вон затопило! — успокоил он. — И нас затопит… ой, гляньте, «дворники» сломались!
В самом деле, «дворники» больше не елозили по стеклу.
— Погодите, — сказал водитель. — Сейчас покумекаю, шё там.
И выскочил вон.
— Я все же не пойму, — капризно сказала Лора, — почему мы не можем вернуться на яхту! Кирилл же велел возвращаться!
— В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам, — не без приятности пропел Жора. — Я не бабайкер, я не справлюсь с управлением, потонем, как пить дать, пока будем плыть. Тут я с Алёной Дмитриевной согласен на все сто. Ничего, переночуешь в своем номере, а утром, глядишь, дозвонимся до Кирилла. И все пойдет по-старому.
Лора только вздохнула: пожалуй, понимала, что по-старому уже ничего никогда не пойдет.
— А ты где ночевать будешь?
— Ну, мож, и для меня номер найдется, — ответил Жора, явно растроганный тем, что Лора о нем побеспокоилась. — А нет, я где-нибудь в коридорчике, на полу… мож, раскладушку поставят…
«А мож , на половичке у Лориной двери, как верный пес», — подумала Алёна, но промолчала.
Дверца открылась, вернулся насквозь мокрый водитель. Встряхнулся, как собака, — и пассажиры, которые тоже стали мокрыми, дружно взвизгнули.
— Товарищи, ша! — страдальчески сморщился таксист. — Ну ведь разве ж это повод для крика? Есть печаль потоскливей. «Дворники» напрочь сломались.
— А что же делать? — наивно спросила Алёна.
— Та шё? Без них поедем. Щас только оторву, шёб не мешались.
И он снова выскочил на улицу, в самом деле не снял, а сорвал «дворники», прыгнул обратно, снова встряхнулся…
— Если бы я знала, что мы так будем ехать, я б лучше купальник надела, — уныло сказала Лора.
— Да мы уже от вашего «Дерибаса» в двух шагах! — успокоил водитель. — Подумаешь, ерунда! Никакого риска!
Однако это ерундовое расстояние преодолевалось довольно долго. Что-нибудь разглядеть за окном можно было, только когда автомобиль притормаживал на светофорах, а при движении все сливалось в сплошную водяную муть, изредка испятнанную светом фар встречных машин.
Алёна позвонила Оксане, но та не отвечала. Спит, наверное. В пятом часу утра можно и гостиничной дежурной поспать чуток. Вообще хорошее время на дворе. Все спят, в том числе и злодеи, вот и благородным героиням пора, наконец, передохнуть.
Наконец остановились. В струях дождя, непрерывно бегущих по стеклам, с трудом угадывались очертания перекрестка Дерибасовская — Гаванная, гостиницы, стройки…
Пока выбирались из такси и раскрывали зонты, промокли окончательно. В подъезд «Дерибаса» ворвались, фыркая, отряхиваясь и шмыгая носами.
— Наконец-то сухо! — радостно прогудел Жора, и эхо его баса вознеслось вверх по лестничной клетке.
— Тише, все же спят! — ужаснулась Лора.
— Ой, Лорик, какая ж ты нежная, деликатная! — восхитился Жора. — Всегда обо всех заботишься… Повезло Алику! Жутко повезло!
— Не называй ты его Аликом! — привычно ответила Лора, но в голосе звучало непривычно мало досады.
Алёна тихонько усмехнулась.
Поднялись по лестнице. За столиком дежурной было пусто. Алёна подняла газетку — да, ключ от ее номера на месте.
— А у меня с собой, — Лора достала ключ от пятнадцатого номера из сумки. — Я на всякий случай взяла, чтобы никто в моих вещах не шарился.
Алёна пропустила намек мимо ушей.
— Ну что, спокойной ночи? — сказала она.
— Ага, — кивнул Жора. — Вы, диффчонки, идите да лягайте в свои коечки, а я от туточки, на стульчике, переночую. — И он показал на стул дежурной.
— Вот еще глупости! — сердито сказала Лора. — Ты весь мокрый, твои вещи надо сушить повесить. И под горячий душ надо, а то простудимся. Пошли в мой номер, я тебе на полу постелю. Там в шкафу есть запасные одеяла и подушки, как-нибудь обойдемся.
— Ох, Лорик! — прочувствованно вздохнул Жора и помахал Алёне: — Спокойной ночи, приятных снов! Ух ты! А это что такое?
Он вдруг нагнулся и вытащил из-под столика дежурной… шлепанец, украшенный стразами.
— Хтось посеял? Разве что позаимствовать да самому поносить? — Он еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Вот жалко, шё только один! Да, Лорик?
— Фу, какая пошлость! — сказала Лора, не без отвращения разглядывая гламурную обувку. — Просто жуть!
Алёна молчала. Ее вдруг начало познабливать. Конечно, надо снять с себя мокрое, постоять под горячим душем, а иначе можно и заболеть… она вообще легко простужалась…
— Жора, а Кирилл когда звонил, случайно, не спрашивал, видели ли вы меня на милонге? — вдруг сказала она.
— Ну, — неопределенно сказал Жора. — Спрашивал. А шё?
— А интересно, почему это он спрашивал? — проговорила Лора, и голос ее снова зазвенел от ревности.
Алёна пожала плечами, а сама подумала, что Лоре хорошо бы разобраться, кого она все же ревнует из двух своих мужчин, а то останется, как Буриданов осел, у разбитого корыта. Хотя осел остался не у корыта, а у сена… Да не суть важно где, главное, что остался!
Тем временем Жора, хихикая, водрузил шлепанец на стол и пошел вслед за надувшейся Лорой в ее номер. С Алёной ревнивица даже не простилась.
