Сначала Мара была женой Кича и любовницей Маразли. Оба мужчины смирялись с этим, как околдованные. Каждый мечтал, чтобы Мара забеременела от него. Григорий Григорьевич надеялся, что ради ребенка она бросит мужа. Кич надеялся, что она бросит ради ребенка любовника.
Но Мара по-своему понимала клятву, которую дала мужу, когда они стояли под венцом. Эта клятва была цепью, которая приковывала ее к этому человеку.
А к Маразли приковывало неугасающее плотское и сердечное влечение.
Григорий Григорьевич скоро понял, что Мара бесплодна. Ведь у него рождались раньше внебрачные отпрыски то тут, то там. Однако Кич долгое время считал, что вся вина лежит на нем. Рождение ребенка, который отвлечет Мару от Маразли, стало его навязчивой идеей. Он ходил по врачам, потом обратился к знахаркам. Кончилось все это печально — полной импотенцией.
Теперь Мара стала как бы сестрой Кича, заботливой и любящей, и почти открыто жила с Маразли.
Она любила его так же пылко, как он ее. К Павлу Кичу осталась лишь слегка брезгливая жалость. И наконец Мара решилась на развод.
Она вышла за Маразли в 1903 году. К этому времени Григорий Григорьевич уже вышел в отставку. Ему был 71 год. А Марье Фердинандовне… Она всем говорила, будто ей сорок пять, хотя на самом деле ей уже исполнилось пятьдесят. Впрочем, ни про пятьдесят, ни про сорок пять никто не верил, настолько красивой она была и настолько молодо выглядела.
В свадебное путешествие они отправились в Грецию. Так захотела Мара.
Женой короля Георгия Первого была русская принцесса Ольга Константиновна. Она много слышала об отце и сыне Маразли и захотела увидеть своего скандального соотечественника.
Молодожены явились во дворец с частным визитом. Ольга Константиновна встречала их не в окружении пышной свиты, а всего лишь с несколькими ближайшими фрейлинами.
При виде Марьи Фердинандовны статс-дама королевы, семидесятилетняя графиня Манос, лишилась чувств.
На другой день господа Маразли получили приглашение в дом Манос, и хозяйка, ничего не объясняя, показала им изображение своей сестры. Красавица в сером платье смотрела на них с портрета. Григорий Григорьевич так и ахнул: это была вылитая Мара в те далекие времена, когда он увидел ее в «Плезире» и навеки потерял от нее голову!
В это время Марья Фердинандовна протянула руку и коснулась пальцев дамы на портрете. И только сейчас Маразли заметил, что там изображен совершенно такой же перстень…
— Это моя старшая сестра, — сказала графиня Манос. — Я давно ничего не знаю о ней… Моя внучатая племянница Аспасия, дочь моего брата, очень любит этот портрет, ведь сестру тоже звали Аспасия. Она была просватана за некоего молодого человека, однако тот погиб накануне свадьбы. Потом погиб ее второй жених. Стали поговаривать, что с ней что-то нечисто, что ей нужно уйти в монастырь. Тогда наша бабушка, которая ее очень любила, привезла с Крита какую-то знахарку. Она славилась тем, что умела исправлять судьбу , как это называли простолюдины. Старуха велела принести ей все украшения, которые есть во дворце. В числе других был старинный перстень с серым амазонитом. На нем была черная черта, напоминающая тонкую трещину.
Старуха оставила его у себя на ночь, а утром все увидели, что эту трещину перечеркнула другая.
— Я перечеркнула твою судьбу, — сказала старуха моей сестре. — Тебя преследовал рок несчастной любви — теперь ты найдешь свое счастье. Такую силу обрел этот перстень. Он всегда будет помогать любящим. Но смотри, не упусти счастья, когда встретишь своего мужчину, а то в самом деле тебе только и останется, что засыхать под черным клобуком, а перстень утратит силу.
С тех пор Аспасия не снимала его.
— Спустя месяц сестра исчезла, — продолжала госпожа Манос. — И никто не знал, куда она пропала! Служанки болтали, что она связалась с каким-то русским моряком и тот увез ее в Санкт-Петербург. Была ли она счастлива? Что вы знаете о ней?
Марья Фердинандовна поведала о шарманщике Наркевиче и о том, что рассказывал он…
Эта история скоро стала известна при греческом королевском дворе, и Ольга Константиновна заявила, что Марья Маразли всегда будет желанной гостьей в Афинах. Она взяла слово с сына, принца Константина, что он не забудет этого обещания.
— Я тоже не забуду! — сказал юный сын принца Александр.
Именно его невеста, Аспасия Манос, отправит в 1918 году греческий крейсер в Одессу, чтобы увезти оттуда свою двоюродную бабушку, Марью Маразли. А накануне отплытия Марья Фердинандовна подарит заветный перстень человеку, который спас ее от бандитов Мишки Япончика: одесскому диктатору Гришину-Алмазову.
* * *
На всякий случай Алёна держала Оксанин шлепанец с его острым, хорошо подкованным каблуком наготове, но применять оружие не потребовалось.
Послышался легкий смешок, потом увесистый удар по выключателю — и вспыхнул свет.
Алёна была к этому готова и заранее прищурилась — но тут же широко распахнула глаза от изумления!
Перед ней стоял Кирилл, но не этому она удивилась: иначе просто быть не могло. И то, что на ее кровати будет лежать связанная Оксана, тоже можно было предположить. Но вот то, что с ней рядышком окажется Арнольд… это выглядело ошеломляюще! Оба были так тщательно окручены простынями, что не могли двинуться. Рты завязаны кусками разорванной наволочки.
Алёна помахала шлепанцем:
— Оксана, все в порядке. Я как увидела его, так сразу поняла — что-то случилось.
— А, к такой-то матери… — протянул Кирилл. — Я и не заметил…
— Барышню развяжите, — приказала Алёна. — И молитесь Богу, чтобы она не кинулась вызывать милицию прямо сейчас, немедленно.
— Зачем же тогда я ее буду развязывать? — весело спросил Кирилл, играя глазами. — Пусть полежит полчасика, ничего с ней не случится.
— Напоминаю: милиция может и не прибыть, если вы… если вы будете вести себя разумно.
— Пусть и барышня себя ведет разумно, — Кирилл с явной неохотой взялся за узлы. — А то кинется сейчас на меня орать или царапаться. Посмотрите на Додика — у него вся та сторона физии в полосочку.
Алёна не поленилась обойти кровать. Да… Оксана не дешево продала свою свободу! Однако эти царапины навели на кое-какие догадки. Но Алёна этому не удивилась. Собственно, догадки только подтверждали выводы, к которым она пришла еще раньше.
Если у Оксаны был повод поцарапать Додика, то есть Арнольда, значит, первой была связана она. Видимо, руку к этому приложили оба временных союзника, каковые быть таковыми вскоре перестали.
Причина сего была ей отлично известна. Эта причина звалась Алёной Дмитриевой.
— Ну что ж, — сказала она философски, — значит, надо заткнуть ей рот, чтоб не вздумала орать. И лишить возможности царапаться. Советую вам для этого заглянуть в свое портмоне.
