— Да уж, — буркнула я. — Но сколько хлопот! Сколько издержек!
— Еще бы, — хмыкнул Ласточкин, — зато Юрий Данилович сдержал свое слово. Он не убил Парамонова и его сообщницу, а доставил их тебе, как и обещал, на блюдечке с голубой каемочкой. Надежный мужчина, честное слово, на такого можно положиться.
— Паша! — слегка придушенным голосом прошипела я.
— Ну что Паша? Я просто констатирую факты, между прочим! Ведь просто убить их на месте обошлось бы ему значительно дешевле.
— Это с какой стороны посмотреть, — возразила я. — Не исключено, что он еще хочет стребовать с Парамонова деньги, которые тот ему должен.
— Боже! — вздохнул Ласточкин, картинно поднимая глаза к потолку. — Лиза, ты до ужаса неромантична!
— Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с убийством Лазаревых, — требовательно проговорила я. — Потому что с Парамоновым нам просто сказочно повезло, но в этом деле никто нам убийцу на блюдечке не поднесет.
Глаза Павла сузились, и я с опозданием сообразила, что сморозила что-то не то.
— Это еще как посмотреть, — спокойно парировал он и взялся за телефон.
Глава 13
18 апреля. Десятый час вечера
Тьма. Мы сидим во тьме. Нельзя зажигать свет, нельзя чихать, нельзя курить. Шевелиться — и то нежелательно. Мы застыли, как изваяния, и вовсе не воля злой волшебницы обратила нас в камень, а громкий стук в дверь, прозвучавший секунду назад.
«Бам-бам-бам!» И сердце глухо: «Бум-бум-бум!» Значит, томительное ожидание закончилось. Ну что ж, посмотрим, прав ли оказался мой напарник.
— Никому не двигаться! — шепчет Антипенко во мраке возле меня.
Где-то залаяла собака и стихла. Шаркают шаги, открывается дверь, за ней — еще одна.
— Добрый вечер, Вера Федоровна!
— Добрый, добрый! Заходи.
Запираемые замки лязгают металлическими зубами. К уже знакомым нам шаркающим шагам присоединяются другие, уверенные.
— А прислуга где?
— Разве я тебе не сказала? Я всех отпустила. Дачу продаю, буду в город переезжать.
— А, теперь понимаю. А чемоданы? — «Вещи, значит, собираете?»
— Да, дорогой. Чайку будешь?
— Да, Вера Федоровна. Конечно.
Бурчит что-то невнятное отодвигаемый стул. Половицы: скрип-скрип. Шаги: шарк-шарк.
— Сахарку хочешь? Сколько ни твердят, что сахар вреден, все не могу удержаться.
— Конечно, буду. Спасибо.
— Не горячо?
— Нет, в самый раз.
Кто-то из оперов завозился во мраке, и Антипенко зашипел на него, как змея. В гостиной меж тем продолжается безумное чаепитие. Или не безумное, но, во всяком случае, довольно странное. Впрочем, так покажется только тому, кто не знает всех обстоятельств дела.
Звякает ложечка, и каким-то шестым чувством я чую, что вот оно, сейчас начнется!
— Вера Федоровна, а почему вы не пустили сегодня ко мне Сашу? Да еще разговаривали так таинственно по телефону…
Мать Алисы Лазаревой явно смущена:
— А, Сашу? Ну так это… так надо было.
— Надо? Вера Федоровна, вы меня поражаете, честное слово. Я ведь его отец все-таки. У мальчика погибла мать, у него никого нет, кроме меня, и я его очень люблю, вы же знаете. Кроме того, я все-таки его опекун. Так в чем же дело?
— Обстоятельства изменились, Сереженька, — отвечает Вера Федоровна. — Не хочешь еще чайку? — прибавляет она почти умоляюще.
— Она не справляется с ролью! — шипит Антипенко. — Черт, она сорвет нам все дело!
На него шикают со всех сторон.
— Что еще за обстоятельства? — мрачно спрашивает Сергей Шестопалов.
— Я нашла новое завещание.
— Что? Как? Какое завещание?
— Завещание моей дочери, конечно. А ты что подумал?
— Простите, Вера Федоровна, я не понимаю. У Алисы уже было завещание, заверенное по закону, все как полагается.
— Я знаю, Сережа, но последнее по времени завещание автоматически отменяет все предыдущие. К примеру, у Жоры ведь были и другие жены, но благодаря тому, что он в последнем завещании оставил все Алисе, им пришлось уйти ни с чем. Еще чайку?
— Как-то странно, честное слово… И потом, когда она успела? Я хочу сказать, я же все время был рядом с ней!
— Ну, не совсем, — возразила Вера Федоровна. — Ты ведь несколько раз уезжал, а Алиса не хотела тебя огорчать. То есть…
— Огорчать?
— Ты сахарку не хочешь? Я…
— Да пропади он пропадом, ваш сахар! Извините, все это слишком неожиданно, но я… я хочу знать, что там, в этом новом завещании.
— Да ничего особенного, по правде говоря. Я давно уже собиралась тебе о нем сказать, да только оно куда-то задевалось, но сегодня я все-таки его нашла. Ты что чай не пьешь? Наверное, он совсем остыл. Может, тебе подлить горяченького?
— Нет, спасибо, Вера Федоровна. И что там значится, в этом новом завещании, которое вы так неожиданно обнаружили?
— Видишь ли, Сережа, оно почти такое же, как и предыдущее. Разница совсем небольшая.
— Небольшая? Тогда на кой черт было вообще его составлять?
— Как тебе известно, все свое имущество Алиса завещала Сашеньке. Так вот, в последнем завещании опекуном над ним назначаюсь я. Я, а не ты. Извини, Сережа.
— То есть как это — вы?
— Какой ты странный, Сережа! Ну я же его бабушка все-таки.
— А я его отец!
— Ну и что? К его деньгам ты все равно не имеешь никакого отношения.
— Что?!!
— Ну да. Ведь это же деньги Алисы и ее второго мужа, которые она унаследовала после его смерти.
— Ах вот оно что! Вот оно что! А кто твою дочь подобрал на панели, которую вы все называете эстрадой? Кто покупал ей шмотки, ювелирку, дома, машины?
— Сережа, ты меня прости, но это было давно, и вообще… С тех пор многое переменилось.
— Переменилось, значит? Ну-ну.
— И вообще, ты как-то неуважительно говоришь об Алисе, мне это не нравится. Можно подумать, это ты ее облагодетельствовал и всякое такое.
— Так оно и было, черт побери!
— Сережа, по-моему, ты забываешься. Я не желаю, чтобы мою покойную дочь оскорбляли в моем же доме!
— Ну да, который был куплен на мои деньги, между прочим!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Где завещание? Я хочу его видеть!
— Я уже убрала его. А зачем оно тебе? Все равно ознакомишься с ним потом, у нотариуса.
