— Нет, — резко возразила будущая пациентка. — Я хочу поговорить с вами наедине.
Приходько развел руками. Желание дамы — закон.
— Все понял, удаляюсь, — покорился я.
Все, что будет происходить за дверями кабинета, Гена мне поведает со всеми подробностями. Потом. Кто платит, тот и заказывает музыку.
«Так-то, сестричка!» — злорадно ухмыльнулся я, представляя недоумение старого друга. Небось, слушает Анну вполуха, а сам гадает, кто она мне — любовница, невеста или просто участница какого-нибудь телевизионного шоу, которые нынче в моде. Хотя Гена достаточно умен, чтобы отбросить последний вариант.
Разговор Анны с хирургом затягивался. Я устал подпирать стену под его кабинетом и расположился на диване под искусственной пальмой. От скуки я начал теребить листок пальмы и убедился, что растение — настоящее.
Это натолкнуло меня на мысль о какой-то ошибке, допущенной мною относительно сестры. Может, и не сестра она вовсе. Аферистка! Я поступил благоразумно, не познакомив ее со своей матушкой. У той больное сердце, и переживания по поводу измены отца ей ни к чему. Разумеется, Анне была бы на руку ее смерть. Тогда между ней и наследством остался бы только я, а расправиться со мной одним не составит труда. Я сам все обставил надлежащим образом. Никто не знает, что я привез Анну в Москву, снял ей квартиру и провожу с ней время. Наше сегодняшнее распитие шампанского могло стать для меня роковым…
Я вспомнил торчащий из груди Джо кухонный нож и содрогнулся. Не хотелось бы мне повторить его участь.
Пластическая операция по изменению внешности не вписывалась в эту версию.
Как ни крути, Анна поставила меня в тупик. Но я надеялся исправить ситуацию в ближайшее время. Для этого я связался с частным детективом Ильей Томашиным и поручил ему с завтрашнего дня не выпускать сестру из виду. Не самому же мне сутками торчать под ее домом и колесить за ней по городу? У меня и без того забот хватает.
«Не стесняйся в средствах, — сказал я, вручая сыщику внушительный аванс. — Я должен знать о каждом шаге этой барышни. Куда ходит, с кем встречается, когда ложится спать и что ест на завтрак».
«Телефон тоже прослушивать?» — уточнил он.
«Это перебор».
Кстати, Томашин как раз и будет свидетелем, если вдруг со мной случится что-нибудь плохое.
— Лучше бы его показания не понадобились, — буркнул я себе под нос.
— Могу я чем-нибудь помочь? — с заученной фразой обратилась ко мне миловидная администраторша.
— Нет, спасибо. Я жду свою… подругу. Она как раз беседует с Геннадием Петровичем.
Администраторша просияла, словно услышала комплимент, и удалилась, цокая каблуками. За ней тянулся шлейф жасминовых духов.
Я встал и прошелся по кругу, проклиная собственную опрометчивость. Какого дьявола я притащил сумасбродную сестрицу к Гене? Надо было вести ее к постороннему специалисту и не подставлять своих. Гена ни сном ни духом, в какую авантюру я его ввергаю. Это нечестно.
Укоры моей совести прервал звук открываемой двери. Из кабинета вышли Анна и Приходько. Он был серьезен, она — заметно воодушевлена.
— Я провожу госпожу Ремизову в лабораторию для сдачи анализов, — огорошил он меня. — Попрошу ускорить процесс.
Оказывается, в глубине души я питал надежду, что Гене удастся отговорить Анну от операции. Она не красавица, но и не уродина, которой показано хирургическое вмешательство. За время нашего знакомства я даже успел привыкнуть к ее внешности. Не блестящей, зато не лишенной своеобразного очарования.
— Как? — поразился я. — Все так срочно?
— А чего тянуть? — отозвался доктор. — Решение принято. Если противопоказаний не будет, сразу же и приступим.
Я молча уставился на Анну, она так же молча опустила глаза долу. Приходько подал мне условный знак. Погоди, мол, сейчас я вернусь, и все тебе объясню.
Он увел пациентку с собой, а я остался стоять истуканом в холле под смешливыми взглядами красавицы-блондинки в регистратуре. Она явно мне симпатизировала. Но флирт показался мне в данный момент неуместным. Я был ошарашен и несколько подавлен. Похоже, Анна обошла меня на этой дистанции.
Спустя десять минут Приходько вернулся в холл и по-братски похлопал меня по плечу.
— Чего такой кислый? — осведомился он.
— У меня недавно отец умер, — соврал я. Вернее, я искренне скорбел по родителю, но сейчас у меня на сердце лежала тяжесть по другой причине.
— Понимаю, — состроил печальную мину доктор. — Крепись, Коля. Таков удел каждого из нас. Кто раньше, кто позже… все вознесемся.
Он показал на подвесной потолок сделанный в виде голубого неба с плывущими по нему облаками, вздохнул и спросил:
— Как мама?
— Держится.
— Отправь ее куда-нибудь в санаторий, — посоветовал Гена. — Подальше от Москвы, от горестных воспоминаний.
— Она не хочет.
— Да, да. Они к старости становятся ужасно упрямыми, — пожаловался он. — Вот и моя тоже меня не слушает. Ладно, идем ко мне, посидим, поболтаем.
Я зашел в его светлый просторный кабинет с одной мыслью: как бы поделикатней расспросить его о шраме под левой ключицей Анны…
Глава 12
Долго печалиться было не в характере Приходько, который с детства отличался непобедимым жизнелюбием. Отдав должное приличествующим случаю соболезнованиям, он с явным облегчением сменил сочувствие на веселую улыбку.
— Теперь к делу, дружище. Мы все обговорили с твоей протеже. Операция выльется в кругленькую сумму.
— Я все оплачу.
— Кто она тебе? — полюбопытствовал-таки Гена. — Интересная особа. Не в твоем вкусе, правда.
— Вкусы меняются, — промямлил я.
— В ней определенно что-то есть! У вас роман? Или мимолетная связь?
— Ты не поверишь. Ни то, ни другое.
— Значит, ты занялся благотворительностью?
— Считай, что так.
— Ты всегда был себе на уме, — без тени обиды усмехнулся Приходько. — Не хочешь говорить, не надо. Это твое право.
Я оставил его реплику без комментариев.
Доктор закрыл кабинет изнутри, достал из шкафа початую бутылку коньяка и два бокала.
— Госпожа Ремизова посвятила тебя в свои планы? — спросил он, разливая коньяк.
— Отчасти…
— Хочешь, я покажу тебе образ, на котором мы остановились?
Разумеется, я хотел. Но отчего-то боялся увидеть новую Анну, которой она станет не без моей помощи.
— Сначала выпьем, — предложил я.
После второй порции спиртного я расслабился, и происходящее перестало казаться мне мрачной и зловещей драмой с плохим концом.