— Ну… вторая вряд ли заговорит, — заметила Глория.
— К сожалению, детектив мертв, — кивнул бывший опер. — А к Ремизовой нас никто не подпустит. Клиент уже обжегся с сыщиком и не захочет рисковать снова. Он надежно спрятал подружку. И поскольку она не может ни слова сказать в свое оправдание, вешает на нее всех собак.
Глория усмехнулась, но спорить не стала. Ей было интересно, как Лавров выкрутится с убийством частного детектива.
— Ладно, объясни, как Крапивин умудрился расправиться с сыщиком?
— По той же схеме, что в случае с Джо, — без запинки выдал Роман. — Посуди сама, насколько это было просто. У Крапивина есть ключи от квартиры, где он поселил Анну. После перенесенной нервной горячки барышня спит, чтобы восстановить силы. Он тихо входит, берет на кухне нож и убивает сыщика. Тот не оказывает сопротивления. Он не ожидает, что Крапивин может напасть на него. Фактор внезапности сыграл на руку нашему клиенту.
— Допустим. А как сыщик оказался в квартире?
— Тому наверняка есть логическое объяснение. Например, Крапивин мог сам приказать ему охранять Анну в свое отсутствие. Причем непосредственно в квартире. Тогда… либо барышня сама впустила детектива, либо… его привел с собой Крапивин. И тут же прикончил, чтобы свалить вину на Анну.
— А та в это время спала?
— Почему бы нет? Далее. Барышня просыпается… например, от какого-нибудь звука.
— Какого?
— Сыщик мог вскрикнуть перед смертью или, падая, задеть что-нибудь. Раздается грохот. Крапивин поспешно прячется. Он заранее присмотрел укромное местечко, куда можно будет юркнуть после убийства. Анна вскакивает, бежит на звук и… застает жуткую картину. На полу бездыханное тело с ножом в груди…
— Все повторяется, — ввернула Глория. — Барышня в шоке. Она оцепенела от ужаса. Тут в комнату врывается ее так называемый брат, сперва набрасывается на Анну с обвинениями, потом разыгрывает спасителя.
— Кстати, при этом раскладе понятно, почему Крапивин в обоих случаях не звонит в полицию, а тщательно заметает следы и избавляется от улик. Он заботится о себе, а не об Анне. Крапивин все подстроил так, будто он вошел в квартиру и застукал барышню над еще тепленьким трупом. А той невдомек, откуда выскочил этот «чертик»!
— Выходит, Крапивин сознательно лгал нам?
— Сознательно или нет, но лгал. Может, он страдает раздвоением личности, — предположил Лавров. — И уверен, что убийца — кто-то другой. Этакий монстр, который вдруг бросается на людей с ножом, убивает их, а потом ничего не помнит. Сам Крапивин эту свою вторую ипостась не контролирует. Он придумывает себе «параллельную» жизнь, где нет места монстру, и искренне верит в нее.
— Ты себе же противоречишь. То Крапивин заранее все рассчитывает, то ничего не контролирует. То нарочно переводит стрелки на Анну, то не помнит, как все произошло. Ты уж остановись на чем-то одном, пожалуйста.
— Тебе что больше по вкусу? Анна-убийца или Крапивин-убийца? По сути, оба могли убить и картежника, и детектива. У обоих равные шансы быть виновными в этих преступлениях.
— Ты сам кого подозреваешь?
— Честно? Больше Крапивина. Анны я не видел, не слышал, но склоняюсь к выводу, что она стала жертвой мужской игры. Одного не пойму, зачем ей выдавать себя за сестру Николая? Ты уверена, что они — не родственники?
— Уверена. У Николая нет ни братьев, ни сестер. Я их не вижу.
— А убийцу ты видишь?
Она промолчала, разглядывая гранатовый браслет на руке. Казалось, внутри темных камней теплятся багровые искорки. Так порой и люди таят внутри приглушенный огонь.
Граф Сен-Жермен на портрете улыбался уголком рта, глядя на озадаченного Лаврова и задумчивую Глорию. «Ну-ну, — как бы говорил он. — Давайте, ребята, покажите, на что вы способны!»
Начальник охраны отвел глаза от портрета и медленно произнес:
— Если мотивы Крапивина более-менее ясны, то по какой причине могла бы расправиться с двумя мужчинами Анна-Жанна, надо еще помозговать. Вот зачем ей убивать Джо? Он мог ее шантажировать, к примеру… мог разболтать новоиспеченному братцу то, чего тому знать не полагалось.
— Анна и Джо состояли в интимных отношениях, — напомнила Глория. — Проще говоря, они были любовниками.
— Нам это известно только со слов Крапивина.
— Все, что мы здесь обсуждаем, стало известно с его слов.
— Ты ему веришь?
Глория в совершенстве овладела искусством уходить от ответа.
— Вопрос не в вере, — она сняла с запястья браслет и тряхнула им. — Человек обратился к нам за помощью…
— К тебе.
— Не придирайся, Рома. Крапивин не может справиться с ситуацией. Нужно смотреть в корень проблемы, а не довольствоваться вершками.
— Это мои версии ты называешь «вершками»? — обиделся Лавров. — Я тут распинаюсь, из кожи вон лезу, а ты уже сделала какой-то вывод и помалкиваешь? Это нечестно.
— Выводы делать рано.
— Я понял. Надо подождать, пока эта сладкая парочка еще кого-нибудь замочит. Двоих им будет мало. Аппетит приходит во время еды. Анна-Жанна решила начать новую жизнь в столице, состряпала себе новое лицо и избавляется от прошлого. Детектив мог накопать на нее в Крыму компромата, вот она и приняла радикальные меры. Где один труп, там и два.
— Ревность уже побоку?
Роман догадался, куда она клонит.
— Ты хочешь сказать, что причина раздора меж добрыми людьми — пресловутые бриллианты? Сыщик является к Анне, угрожает ей и требует выдать тайну клада?
— Я этого не говорила.
— Все, ты добилась своего, запутала меня, — рассердился он. — Что дальше? Будем сидеть сложа руки, пока не появится очередной труп?
— Ни в коем случае.
— Что ты предлагаешь делать?
— Для начала я займусь… картиной. Вещи тоже умеют говорить. Надо только знать их язык…
Глава 27
Москва
Николай Крапивин решил отложить разговор с матерью до утра.
Всю ночь он глаз не сомкнул, переваривая полученную в Черном Логе информацию. Кем бы ни была женщина, называющая себя Глорией, он чувствовал к ней доверие. Значит, отца не обманули, у него действительно не могло быть детей! И не было. Андрей Никитич умер в счастливом неведении. А Николай на законных основаниях унаследовал его имущество и бизнес.
Он не страдал излишней сентиментальностью, и его не волновало, кто является его биологическим родителем. Главное — они с Анной не связаны узами крови.
«Теперь у меня нет никаких обязательств перед тобой, — шептал он, обращаясь то к покойному Андрею Никитичу, то к мнимой сестрице. — Я свободен и волен поступать, как считаю нужным».
