— Это мне должно быть стыдно? — изумился он.
— Я сюда не случайно пришла. Мне объяснили, где проводит время мой сын. Думаете, если мне седьмой десяток, так я из ума выжила?
«Томашин ей донес, как пить дать, — пронеслось в голове Лаврова. — Доигрался, сыщик. Не учел того, что он тоже смертен. Интересно, какой у него был расчет?»
Глория вдруг подумала о Ковбое Джо. Старый Крым — барон Боде — сад — вино — графиня де Гаше — шулер…
— Шулер, — вырвалось у нее.
Почему бубновый туз находится в руках именно у него? Как же разгадать этот удивительный «код»?
Лавров и Крапивина не расслышали оброненного Глорией слова. Они были поглощены выяснением отношений. Пожилая дама доказывала, что она в здравом уме и пришла по адресу. Роман попрекал ее покушением на убийство. Они сцепились не на шутку.
Между тем Глории пришла на ум реликвия Великих Моголов. Насколько можно считать неодушевленный предмет живым? И каким образом люди, — разумные существа, — попадают под влияние предметов?
— Вот что мы сделаем, — заявила она, когда препирательства вдовы и начальника охраны утомили ее. — Кто тут сомневается в моих способностях? Вы? — уставилась она на Крапивину.
Та споткнулась на полуслове и наконец соблаговолила повернуть голову к «Жанне».
— Твои способности окрутить мужчину вызывают восхищение, — отозвалась Берта Евгеньевна. — Мой дурачок, небось, готов на все. И этот, — она показала пальцем на Лаврова, — тоже у тебя под каблуком. Ишь, что выдумал! Я не в ту квартиру заглянула! Невинную барышню чуть не пристрелила!
— Вам не следует вмешиваться в чужую жизнь, — вздохнула мнимая Жанна. — Пусть это даже жизнь вашего сына.
— Ты поучи меня, поучи! У тебя есть дети? Нет, конечно. Такие, как ты, детей не рожают. Будь ты матерью, мы бы говорили на одном языке. Тебе меня не понять.
— Допустим. И все же выслушайте меня. Вы пришли сюда, чтобы спасти своего Нико любой ценой?
Вдова притихла, бросая косые взгляды на Лаврова. Молодой человек дурно воспитан, что, впрочем, не удивительно. Будь он другим, не спутался бы с этой красивой и умной шлюхой. Она вертит ими обоими: им и Нико.
— Вы действительно хотите, чтобы я уехала? — спросила «Жанна».
Пожилая дама с достоинством кивнула. Надо отдать ей должное, она взяла себя в руки и пыталась сохранять здравомыслие в этой унизительной для нее ситуации.
— Ты согласна взять деньги? — обрадовалась Берта Евгеньевна.
— Предлагаете отступное! — не удержался Лавров.
— А что еще я могу дать за моего мальчика?
— Это просто торги какие-то, — развел руками начальник охраны.
«Жанна» внесла неожиданное предложение:
— Деньги ваши мне ни к чему, госпожа Крапивина, — начала она. — У меня будет к вам одна просьба. Вы обещаете не рассказывать своему сыну о нашей встрече. А я, в свою очередь, обязуюсь покинуть Москву не позже завтрашнего дня.
Вдова не поверила своему счастью. С чего вдруг эта ненавистная бабенка пошла на попятную? Испугалась, что Нико ее бросит, когда узнает об измене? Или готовит какой-то подвох?
— Молчание в моих интересах, — осторожно, боясь спугнуть удачу, произнесла она. — Сын не должен знать о том, что я приходила сюда… и просила… предлагала вам деньги. Он… не поймет. Мне очень важно, чтобы Нико не держал на меня зла. Вы не любите его!
— Не люблю, — совершенно искренне ответила мнимая Жанна.
— Глядя на вас, я чувствовала, что вы холодны к моему сыну. Материнское сердце не обманешь.
Пожилая дама вернулась к уважительному обращению. Хотя бескорыстие «Жанны» настораживало ее. Отъезд в обмен на молчание. Странная сделка, выгодная исключительно матери.
— Я не хочу выносить сор из избы, — добавила она. — И рассчитываю на ваше благородство, милая.
— О-о! — ухмыльнулся Лавров. — Я в ударе! Обо мне, кажется, забыли. У меня никто не спрашивает согласия.
Он с деланным возмущением повернулся к «Жанне».
— Я требую свою долю!
— Заткнись, — прошипела она.
Берта Евгеньевна пришла в замешательство. Не опрометчиво ли с ее стороны принимать участие в сомнительной сделке? Она поспешила, а спешка к добру не приводит. Но разве у нее есть выбор?
Вдова молчала, разглядывая странную пару: барышню, увешанную дешевыми побрякушками, и молодого человека приятной наружности, похожего на телохранителя. Она застукала их в квартире, которую наверняка снимает для своей лживой пассии ее наивный и щедрый Нико. Естественно, они боятся разоблачения. Нет, здесь что-то не так…
— Вы решили подшутить надо мной? — вырвалось у нее.
— Что вы? — всплеснула руками «Жанна». — Неужели мы похожи на шутников?
— Вы хотите спасти сына, и мы вам поможем, — присоединился к ней Лавров.
Крапивина окончательно растерялась. Моменты, когда ей удавалось сохранять присутствие духа, сменялись моментами полной прострации.
— Я не прошу помощи, — покачала она головой. — Верните мой пистолет. Я ведь не причинила вам вреда.
— Браунинг пока побудет у меня. Когда все закончится, я вам его верну.
— Что закончится?
— Все! — беззаботно повторил начальник охраны. — Вся эта каша, которую вы заварили.
Вдова беспокойно заерзала и полезла в сумочку. Очередная пилюля исчезла у нее во рту.
— Я не совсем понимаю… — промямлила пожилая дама. — Но так и быть. Я клянусь, что буду молчать о нашей встрече. — Она с кривой улыбкой повернулась к Лаврову: — Пистолет можете взять себе. Я не желаю больше видеть ни вас, ни вашу… подругу.
Крапивину мучил вопрос, откуда этой смазливой бабенке стало известно, что она родила Нико не от мужа. Никто не мог сказать ей! Никто! И она решилась:
— Вы в самом деле… умеете видеть прошлое?
— Иногда, — честно призналась «Жанна».
— И будущее тоже, — ввернул Роман.
— Я обязана вам верить?
Барышня равнодушно пожала плечами. Ей было все равно.
— Я знаю, что еще лежит у вас в сумочке, — заявила она. — Большой кухонный нож!
Берту Евгеньевну будто громом поразило.
— А… а… о-о…
Она пыталась что-то сказать, но из уст вырывались невнятные хриплые звуки.
Лавров проворно выхватил у нее сумочку, открыл и бесцеремонно вывалил на стол содержимое. Среди обычной женской мелочовки блеснуло стальное лезвие и черная ручка.
— Бергофф! — с мрачным восторгом воскликнул он. — Вам было мало браунинга, госпожа Крапивина?
— Это… я…
«Жанна» с удовлетворением взглянула на нож, встала, подошла к висящей на гвоздике копии «Шулера» и развернула ее со словами:
