— А что? Что-то случилось? — встревоженно спросила женщина.
— Ну… случилось-то уже давно… Видите ли, у меня к вам довольно деликатное дело. Может быть, вы позволите мне войти, и я все объясню.
Женщина немного посторонилась, пропуская меня в квартиру, и закрыла входную дверь.
— Видите ли… э-э-э… извините, не знаю вашего имени-отчества…
— Мария Ивановна.
— Очень приятно. Меня зовут Татьяна. Так вот, видите ли, Мария Ивановна, я — журналистка, работаю в газете… пожалуйста, вот моя карточка. Сейчас я работаю над одной разоблачительной статьей, в которой раскрываются некоторые факты чиновничьего произвола. В частности, речь там пойдет о некоем Борисе Степановиче Яковлеве, который, я полагаю, вам неизвестен.
Женщина еще больше разволновалась.
— Ого! Я вижу, этот негодяй не на шутку запугал вас, — сказала я. — Но вы не должны ничего бояться. Мне стал известен случай, когда Яковлев фактически осуществил репрессии в отношении вашего мужа. Такие действия не могут остаться безнаказанными. Общественность обязательно вмешается. В сущности, основные моменты дела мне известны, но если бы вы согласились сообщить некоторые подробности, мы легко смогли бы привлечь к ответственности этого негодяя.
— Не надо! — воскликнула Мария Ивановна.
— То есть… что не надо?
— Ничего не надо! Ни к ответственности, ни прочего всего. Ничего! Достаточно мы уже хлебнули горя…
Хотя эмоциональная реакция жены повара пока еще не была мне полностью понятна, но уже было ясно, что я пришла сюда не зря и мне еще раз предстоит узнать что-то новое в том деле. Оставалось заставить женщину обо всем рассказать.
— Вы боитесь, что Яковлев будет мстить? — спросила я.
— Мстить? — переспросила жена повара. И с горькой усмешкой добавила: — Ну, что вы. Уверяю вас, он не будет мстить…
Но вместо удовольствия по этому поводу лицо женщины выразило такое горькое чувство, что я совсем запуталась.
— Но… если вы так уверены, что со стороны Яковлева вам опасаться нечего, почему же вы не хотите… рассказать все?
— Ах, милая девушка, — снова горько усмехнулась Мария Ивановна. — Рассказать все… Ну, хорошо, я расскажу вам. Только умоляю, ни единого слова никому. Особенно моему мужу. Если он узнает… Я вас просто по-человечески прошу не копаться больше в этой истории. Вы сказали, что хотите наказать Яковлева… Но уверяю вас, никого, кроме нас, вы не накажете, если захотите дать этому делу огласку. А мы и так уже…
Увидев, что я вытаскиваю диктофон, женщина снова переполошилась.
— Нет-нет, что вы! — замахала она руками. — Ни в коем случае! Если я и решаюсь рассказать это вам, то только для того, чтобы вы поняли — эта история вовсе не для посторонних ушей, и чем быстрее все забудут о ней, тем лучше. Если вы действительно хотите действовать в интересах нашей семьи, то самое лучшее, что вы можете сделать, — приложить все усилия к тому, чтобы история никогда не попала на страницы газет.
«Странно, почему она не хочет рассказать? — подумала я. — Может, действительно здесь скрывается какая-то нелицеприятная тайна. И тайна касается не Яковлева, а самого повара или его семьи? Может, Яковлев получал услуги интимного характера от жены повара? Но эта измученная женщина совсем не похожа на соблазнительницу и вряд ли могла вызвать интерес у Яковлева».
— Ну, хорошо, — сказала я, — не буду записывать ваш рассказ. Но вы уверены, что огласка вам повредит?
— Да, да, именно нам. Только нам. Сейчас вы сами все поймете. Когда арестовали моего мужа, — начала свой рассказ Мария Ивановна, — я даже не могу описать вам, что со мной происходило. Обвинить в преднамеренном убийстве! Человека, который и мухи не обидит! Я была в шоке. Кроме несправедливости этого обвинения, нужно было учитывать еще и то, что муж — единственный, кто зарабатывал деньги в нашей семье и с его исчезновением мы — я и сын — практически остались без средств к существованию. Конечно, что-то у нас было… какие-то накопления. Но ведь его обвиняли в убийстве! Это длительный тюремный срок. А может быть и… В общем, положение мое было отчаянным. Куда я только не обращалась! В инстанции, к его коллегам по работе… я металась в панике между различными официальными учреждениями и общественными организациями, но нигде не находила поддержки. Наконец, я решила прибегнуть к последнему средству и просить помощи у самого Яковлева. Точнее, у его родственников. Пускай мне придется пройти через унижение, думала я, но я спасу невинного человека и нашего единственного кормильца. Я ни одной секунды не сомневалась в невиновности мужа. Я решила обратиться к жене чиновника. Она тоже женщина, она тоже мать, думала я, не может быть, чтобы она отказалась помочь мне. Но в действительности все вышло по-другому, и я очень быстро поняла, что была наивной, надеясь на помощь сильных мира сего. Им до нас и дела нет. Думаю, они нас и за людей-то не считают.
Она даже не приняла меня. Я приходила к ней домой и попросила прислугу передать ей, в чем заключается моя просьба, просила сказать, что она может спасти жизнь человека… Но я была слишком наивной. Да она просто не приняла меня. Ей не было никакого дела до чужой жизни.
В полном отчаянии я решила использовать последний шанс и обратиться к Яковлеву. Я понимала, что шансы мои ничтожно малы, но я не считала бы свой долг выполненным, если бы не попыталась использовать любую, даже маленькую возможность. Я отправилась на работу к Яковлеву, и тут добрые люди (сами понимаете, что я не могу назвать вам их) подсказали мне, что у Яковлева есть любовница, которая имеет очень сильное влияние на него. Мне посоветовали обратиться к ней.
На следующий день я отправилась к ней, взяв с собой сына. Наивная, я надеялась ее разжалобить. Разжалобить этих людей… да скорее камни заговорят! Когда мы пришли, она вначале тоже отнеслась к нам равнодушно и все говорила, что она здесь ни при чем и не понимает, почему я обратилась к ней. Но потом я заметила, что она с большим интересом смотрит на моего сына… Ах, если бы вы знали, что мне пришлось пережить. Я очень быстро догадалась, чего она хочет… если бы вы видели эту женщину… это просто какое-то… воплощение порока. Дама не первой молодости, она, кажется, не брезговала ничем. А мой сын… он ведь совсем еще мальчик… только поступил в институт…
Моя собеседница сделала длинную паузу, пытаясь побороть эмоции, но ей это не удалось, и слезы ручьем потекли из глаз.
— А что мне оставалось делать? Сама я не работаю по состоянию здоровья, да и у мужа оно не слишком-то… богатырское. В тюрьме он и года не выдержал бы… В общем, когда эта женщина начала говорить о том, что делу уже дали ход и что она не может знать всех тонкостей и повлиять на процесс, я потеряла всякую надежду. Но она посоветовала мне сходить к юристу и проконсультироваться по этому вопросу. Она сказала, что ей нужно знать, о чем именно просить Яковлева, — когда она говорила все это, я уже понимала, к чему она клонит. Она сказала, что, пока я буду ходить, узнавать все это, мой сын может погостить у нее. Да, она так и сказала: «Погостить».
