— Я понял, ты цену себе набиваешь. Тебе деньги нужны, и побольше, побольше, ты только за деньги будешь, как те… в Париже. — И затолкал ей солидную пачку купюр за вырез платья, за что и получил по морде. После этого Игорь напился до соплей…
Вот такие воспоминания при имени Игнатова-папы синхронно пролетели в голове эксперта и следователя (это они позже точно выяснили).
— Ты процессуальная фигура, ты и разговаривай с Игнатовым. Только ему здесь делать нечего! — сказал Огурцов.
— Слушай, Дима, ты хозяин здесь, ты и поговори. Ну не хочу я с ним говорить. Не хочу!
— Ладно, сиди здесь, — бросил Огурцов и вышел в коридор. Сразу же из его кабинета вышел долговязый Георгий Игнатов.
— Доктор, это правда… мой… сын? — хорошо поставленным, но срывающимся голосом сказал судья.
— Да, Георгий Генрихович, я полагаю, что это Игорь.
— Я хочу посмотреть!
— Нет, Георгий Генрихович, туда не стоит ходить, и смотреть на это не надо. Поверьте мне… — В этот момент заскрипели тормоза, захлопали дверки и в отделение ввалилась куча оперов и эксперт-криминалист. Огурцов, пользуясь этим, увел несчастного отца в свой кабинет и вкратце рассказал о повреждении головы пулями…
— Значит, это мог сделать только отец девочки, — сказал несчастный родитель и, чуточку помолчав, спросил: — Вы тоже считаете, что он справедливость восстановил, убив Игоря?
— Я не знаю… я не думал с этой точки зрения. Кто ж может сказать? Бог вам… и ему судья! Убивать никому не дано права. Ни Игорю, ни отцу девочки. И вы это знаете лучше меня. Езжайте домой, Георгий Генрихович, готовьте похороны.
Глава 4
Тогда, шесть лет назад, Игорь, напившись, пошел снова искать Алену и вскоре нашел. Правда, говорить с ним она отказалась:
— Протрезвеешь — поговорим! — и повернулась было идти, но Игорь взорвался. Водка и обида играли в нем: какая-то пигалица… с ним… так… да кто она такая… И, догнав ее, он зажал Алене рот и потащил в кусты — все дальше и дальше, в самую глубину сада, к старинному кирпичному полуразвалившемуся забору. Там повалил ее на землю и изнасиловал. А чтобы не кричала, он все время давил ей шею. И девочка от этого умерла. Впрочем, сначала Игорь этого не понял. Цинично усмехаясь, он поднялся на ноги и, глядя на раскинутые и смутно белевшие в темноте ноги, сказал:
— Ну вот, а ты, дурочка, боялась. Надевай уж трусики сама… нечего валяться. Простынешь еще. А-а-а, — сделал вид что вспомнил, — заплатить… Сейчас, любимая. Сейчас.
И, нашарив по карманам какие-то деньги, наклонился и затолкал несколько купюр во влагалище.
А вот момент с огнестрельными повреждениями так до конца и остался непонятен, точно не выяснен. То ли он, когда понял, что девочка мертва, решил скрыть следы, пустить следствие по ложному пути — наивный! — побежал домой, взял пистолет с глушителем (он много лет лежал у них дома) и несколько раз выстрелил ей в лицо.
То ли наоборот — пистолет сразу был при нем, и в какой-то момент ему показалось, что девочка жива, и он, испугавшись сделанного, или, точнее, испугавшись за свою шкуру, решил ее убрать. В ходе следствия этого так и не удалось точно установить.
Тело девочки обнаружили тоже ночью. И тоже на осмотр выезжали следователь Неделина и судмедэксперт Огурцов. Вычислить, кто убил девочку, было несложно. И доказательства вины Игоря Игнатова для суда и следователь, и опера, и судмедэксперт собрали железные. И светил тогда Игорьку срок в пятнадцать лет, но… папа! И хотя рассмотрение дела происходило в другом районе, он приложил все усилия для благоприятного исхода судебного процесса. И дали тогда Игорю всего восемь лет. Вот тогда на суде, после оглашения приговора, отец девочки — а она была его единственным ребенком, и больше у несчастного отца никого не было, жена умерла, когда их дочери было три годика, — так вот он тогда встал и сказал все, что он думает о судье в частности и о правосудии вообще. И напоследок бросил такую фразу:
— Каждому воздастся по делам его! Лучше бы вы, ваша честь, дали ему максимальный срок… Лучше бы дали… Я этого никогда не забуду. — И, повернувшись, вышел из зала.
Все, кто слышал это, восприняли эти слова не как угрозу Игорю, а как то, что он будет и дальше добиваться справедливого приговора. Но отец, оказывается, принял другое решение. Совсем другое.
Об этой фразе вспомнили эксперт со следователем уже после вскрытия трупа убитого, отдыхая в кабинете Огурцова и обсуждая итоги сегодняшнего убийства.
— Да, — вдруг спохватилась Неделина, — а где деньги?
— Правильно мыслишь! Вот, держи. — И Огурцов вытащил из кармана бумажник. — Лучше коньяк бери, ладно?
— Ну, ты когда-нибудь дошутишься, шутник. Где деньги из трусов и заднего прохода Игоря?
— То есть из ж…ы? Так бы и говорила. В секционке лежат, сушатся.
— Надеюсь, вы их не помыли?
— Нет, конечно, весь запах со всеми наложениями… коричневого цвета я оставил нашему любимому следствию вкупе с прокурорами. Любуйтесь. Ну, уж на этих-то купюрах пальчиков точно не будет. Это Игорь, дурачок, не подумал об этом, а мститель за эти годы все досконально продумал.
Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем, но оба об одном и том же — об отце девочки. Он после того суда пропал, правда, до этого все продал — квартиру, машинешку, домашнюю мелочь. И исчез. Его особенно-то и не искали — так, почесали языки, и все. А за эти годы и вообще позабыли.
— Сейчас весь оперсостав прочесывает все те места, где он может находиться, но я думаю, все это впустую. Не для того он ждал столько лет, чтобы сдаться на милость властям.
— А ты заметила, как изменился Игнатов-старший?
— Конечно! Тогда он был председателем, а после «почетной отставки» — всего лишь преподавателем права в техникуме. Сечешь разницу? Да, еще мне показалось, что он хотел нам что-то сказать, но передумал.
— Как пить дать он пожалел, что помог сыну отделаться столь маленьким сроком. Получил бы свои законные пятнадцать лет и сейчас был бы жив…
— Сие неизвестно! — ответила Наталья. — Еще семь лет в лагере? Это много.
Вскоре за следователем пришла машина, и она, забрав вещдоки — те, которые с коричневыми наложениями, — укатила в свои пыточные застенки, а доктор Огурцов взялся печатать акт вскрытия трупа гр-на Игнатова. Когда он это заканчивал — нарисовался Перцев. Оказывается, у него сегодня был отгул за дежурство и поэтому он, не стесняясь опухшей морды, разящей перегарищем, пришел в больницу. Увидев, что его нареченная уже исчезла, он огорчился и, что особенно удивительно, отказался от коньяка.
— А вот от чайку не откажусь.
Пока готовился чай, он сказал:
— А я вот опять про чай: перед тем как идти сюда, увидел на столе твой недопитый чифир и решил пару глотков сделать — у меня в тот момент что-то желудок разболелся. И ты знаешь, сделал всего-то пару-тройку глотков, и минут через десять боли унялись. Совпадение, наверное? Кстати, ты вроде еще что-то рассказать хотел про…
