– Вечером их не будет, они пойдут на приходское собрание. Уверен, там их уже ждут не дождутся.
– Жаль. Ну ладно, пусть идут. Если ничего не выгорит здесь, попытаем счастья в Бэйнсхолме. В чем дело?
Фокс начал громко отдуваться: у него это было верным признаком смущения.
– Я вот тут подумал кое о чем, мистер Аллейн.
– О чем же?
– В этом деле есть еще один момент, который вы, конечно, уже давно учли, потому и говорить о нем не стоит. Но раз уж вы спросили… Я имел в виду другую молодую пару. Мистера Бантлинга и мисс Мэйтленд-Майн.
– Да, знаю. Они миловались на лужайке до тех пор, пока все остальные не вернулись в Бэйнсхолм, и могли провернуть это дело. Да, Братец Лис, могли. Вполне могли.
– Было бы здорово снять с них подозрения.
– Вы говорите «здорово» про самые разные вещи, от смертной казни до холодного барашка с огуречным соусом. Но я согласен – было бы здорово.
– Понятно, что какой-нибудь ушлый адвокат, не найдя ничего получше, может заявить, что у молодого человека был мотив.
– Конечно.
– Впрочем, в том, что касается молодой леди, это звучит довольно смехотворно. Кажется, вы говорили, что они познакомились только вчера утром?
– Говорил. И похоже, влюбились друг в друга с первого взгляда. Но вы абсолютно правы, Фокс. В том, что касается молодой леди, это действительно выглядит смехотворно. А Эндрю Бантлинг одевается вполне консервативно. Трудно представить в его гардеробе пару шоферских перчаток со шнуровкой. Хотя, – Аллейн поднял палец, – почему бы ему не взять перчатки Лейсса? Где? Ну, например, в Бэйнсхолме. Или у мистера Пириода. Ладно, идем дальше. Бантлинг везет свою новую подружку на лужайку, раскрывает ей душу, потом надевает перчатки Лейсса и просит ее немного подождать, пока он передвинет мостик через ров.
– Да-да, и я о том же! – воскликнул Фокс. – Конечно, это очень глупо. – Он удовлетворенно кивнул. – Кстати, где он сейчас? Не то чтобы это было важно, но…
Аллейн посмотрел на часы:
– Думаю, Бантлинг мчится по шоссе в Лондон вместе с мисс Мэйтленд-Майн. О Господи! – вдруг воскликнул он.
– Что такое, мистер Аллейн?
– Сдается мне, они едут в гости к Трой, чтобы та посмотрела картины Бантлинга. Сегодня вечером. Николя спрашивала меня: не буду ли я против? Это было еще до начала следствия. Не сомневаюсь, что она ухватилась за эту мысль.
Тут он был абсолютно прав.
IV
– Конечно, это не «скорпион», – заметил Эндрю, переключая скорость, – но бегает довольно резво, изо всех лошадиных сил. У меня такое чувство, Николя, что мы уже сто раз ездили здесь вместе. Скажите, вас когда-нибудь называли «Ники»?
– Бывало.
– Я не люблю сокращений, но почему бы и нет. Все лучше, чем «Коля», – звучит как-то прозаично.
– Меня никогда не называли Коля.
– Тем более.
Николя посмотрела на него, чувствуя, как ее захлестывает волна необъяснимой радости. Интересно, почему его профиль приводил ее в такой восторг? Может быть, из-за линии подбородка, о которой так любят писать в дамских романах? Или благодаря форме его рта, к которому больше всего, пожалуй, подходил эпитет «благородный»? Она сама не понимала, в чем тут дело.
– Что случилось? – спросил Эндрю.
– Ничего. А что?
– Вы на меня смотрите, – заметил он, не сводя глаз с дороги.
– Простите.
– Не за что, милая Николя.
– Не надо торопиться.
– Я и не тороплюсь. Предел этой машины – пятьдесят миль в час. О, прощу прощения. Я понимаю, о чем вы говорите. Хорошо, не буду. Смею лишь заметить, что мои намерения не сводятся к тому, чтобы очертя голову броситься в любовную авантюру. Отнюдь нет.
– Я знаю.
– Можно спросить: что вы думаете о моей родне? Только без цензуры. Это не праздный вопрос.
– Мне нравится ваша мама.
– Мне тоже, хотя должен заметить, что у нее прескверная репутация, о чем вы, конечно, и так хорошо знаете. Большая часть этих россказней – правда. Она действительно скандальная женщина.
– Но добрая. Я очень ценю доброту.
– Пожалуй. Если только не ввязывается с кем-то в драку. У нее очень щедрое сердце, и с ней можно говорить о чем угодно. Может быть, от иных ее словечек у вас поползут глаза на лоб, но это всегда будет умно и интересно. Я ее обожаю.
– А вы похожи на нее?
– Думаю, да, хотя я не настолько эксцентричен. Мне больше нравится уединение, и почти все свободное время я занимаюсь рисованием, что изолирует меня от общества. Знаю, что по мне этого не скажешь, но я серьезный художник.
– Не сомневаюсь. Вы как, очень современны? Интеллект, брызги красок и острые углы?
– Совсем нет. Сами увидите.
– Кстати, Сид сказал, что Трой будет рада, если мы заглянем в гости. Чтобы показать ваши работы.
– Сид?
– Супер-Интендант-Детектив Аллейн, СИД. Мои детские фантазии.
– Ну, если он не против, то я тоже. Хотя, по правде говоря, я не уверен, что решусь ей что-то показать. А вдруг она найдет мои картины скучными и пресными?
– Тогда она так и скажет.
– Этого я и боюсь. Кажется, у нее есть ученики? Дерзкие новаторы и мастера, у которых гениальность так и капает с бороды?
– Есть. Хотите, чтобы она и вас взяла?
– В ученики? Избави Боже.
– Простите за бестактный вопрос, но, наверно, теперь вы сможете получить галерею Грэнтема?
– Я сам хотел об этом сказать. Да, думаю, что смогу. Вряд ли Пи Пи станет очень уж возражать. Я говорил с ним вчера утром.
Николя вспомнила, как мистер Пириод отозвался о планах Эндрю. Она спросила: действительно ли он так уверен, что все будет в порядке?
– Не то чтобы уверен. Пи Пи много говорил про всякие традиции и тому подобное, но, мне кажется, его можно уговорить. Он не то что Хэл. Тот сразу встал на дыбы, потому что я решил уйти из гвардии, и вообще у него был жуткий характер. Бедняга Хэл… Все равно мне жаль, что мы так скверно расстались. Учитывая, что произошло потом, он был не так уж плох, – задумчиво добавил Эндрю. – Лучше, чем Бимбо, во всяком случае. Кстати, что вы думаете о Бимбо?
– Ну…
– Выкладывайте. Только честно.
– Да что о нем думать. Просто неприятный и скользкий тип.
– Не представляю, как маме могло прийти в голову выйти за него замуж. Хотя нет, представляю. – Пальцы Эндрю крепче сжали рулевое колесо. – Но лучше не будем об этом говорить.
Некоторое время он вел машину молча, предоставив Николя разбираться в своих сумбурных чувствах.
