— Майк, — сказал я.
— Майк. Привет, дружок, — отозвался Джек. — Чего трубку не берешь? Неужели заснул? Если бы я не знал, какой ты душевный парняга, то подумал бы, что ты решил подстроить мне какую-нибудь бяку.
— Спасибо, что отпустили президента, — сказал я искренне.
— Ой, да не стоит. Это меньшее, что я мог сделать. Да, кстати, зачем звоню-то: я тут набросал список требований и подумал — может, кинуть их тебе на электронку? Ты не против? По правде сказать, я больше люблю старую добрую почту, но ты же знаешь, какой зоопарк творится в отделениях по праздникам.
Его обыденный тон начал действовать мне на нервы. Когда я проходил тренинги по переговорам, меня учили успокаивать опасных людей, которые шагнули за черту, съехали с катушек и нервничают.
Но этот Джек был просто наглым, заносчивым… убийцей?
При всем уважении к правам животных на свободную любовь на полицейском жаргоне таких преступников — людей, в которых осталось мало человеческого, — называют выродками. Тогда, говоря с Джеком по телефону, я мысленно напомнил себе, кто он такой на самом деле. Умный, может быть, даже гениальный, но все-таки выродок.
Я немного выпустил пар, представив себе, как надеваю на него наручники и тащу за шкирку на виду у людей, которых он терроризировал. Я знал, что так и случится. «Рано или поздно», — подумал я, принимая листок с адресом у связиста.
— Хорошо, Джек, диктую.
— О'кей, — ответил Джек, записав электронный адрес управления. — Ждите привета через минуту-другую. Я дам вам обмозговать информацию, а потом перезвоню, идет?
— Идет.
— Ах да, Майк!
— Что такое?
— Я очень рад, что вы нам помогаете. Мы все рады. Если все и дальше пойдет так же гладко, у нас и правда будет веселое, святое Рождество.
И Джек повесил трубку.
38
— Есть! — закричал молоденький полицейский с голосом мальчика-хориста. — Мы получили требования!
Я бросился к ноутбуку у задней стенки штаба и пораженно уставился в монитор. Я ожидал увидеть сумму выкупа, но письмо было скорее похоже на длинный, обстоятельный рекламный проспект.
Слева был список имен тридцати трех заложников. У каждого имени была проставлена сумма выкупа — от двух до четырех миллионов — и список телефонов контактных лиц: адвокатов, агентов, менеджеров, членов семьи…
В конце списка Джек написал номер банковского счета и подробные, очень четкие инструкции о том, как перевести деньги через Интернет.
Я не мог поверить в этот цирк. Вместо того чтобы вести переговоры с нами, похитители обратились прямо к источнику денег — богатым заложникам.
Лейтенант Стив Рено громко хрустнул костяшками пальцев у меня за спиной.
— Сначала они вывели нас из игры, — прошипел он. — А теперь превратили в мальчиков на побегушках.
Он был прав. Похитители вели себя так, будто нас не существовало. Так ведет себя преступник, засевший в безопасном тайном логове, — но не горстка парней, окруженных батальоном солдат, полицейских и фэбээровцев.
— Нам нужны еще люди, чтобы прозвонить все номера и организовать переводы, — сказал Уилл Мэтьюс. — Передайте номер счета в Бюро. Может, они что-то нароют.
Я закрыл глаза и постучал мобилой по голове, пытаясь встряхнуть мозг. Ничего дельного из него так и не выпало. Я посмотрел на часы. Зря! Прошло всего четыре часа — а я вымотался так, будто сидел тут уже четыре недели.
Кто-то протянул мне кофе. На стаканчике были нарисованы улыбающийся Санта и мультяшный олень. На секунду я подумал, как здорово было бы оказаться сейчас дома: играет тихая праздничная музыка, десять эльфов под руководством Мэйв наряжают елку…
Потом я вспомнил, что елки нет.
И Мэйв нет.
Я поставил стаканчик на стол и взял распечатку требований, пробегая список номеров трясущимся пальцем.
Великий и славный департамент на службе у преступников.
39
Что-то твердое пихнуло Джона Руни под ребра, и он поднял голову. Над ним возвышался Малыш Джонни с полицейской дубинкой.
— Эй, примадонна, — протянул он. — Что-то я заскучал. Давай-ка вали к алтарю и позабавь нас праздничной шуткой.
— Если честно, я совсем не в настроении, — ответил Руни и снова уронил голову на руки.
Его зубы громко щелкнули — Джонни дал ему дружескую «саечку» концом дубинки.
— Давай я тебя подбодрю, — сказал Малыш. — Дуй к алтарю. Если ты не заставишь меня хохотать, как гиена, я раскрою твой оскароносный череп.
«Боже», — подумал Руни, стоя у алтаря и глядя на остальных заложников. Некоторые все еще плакали. Почти у всех на лицах застыл ужас.
С такой тяжелой публикой ему еще не приходилось работать. Да и концертов он не давал уже лет восемь — с тех пор как ушел в кино. Но ведь и тогда он отрабатывал каждую шутку перед зеркалом в ванной комнате своей студии в одном из злачных районов.
Малыш Джон, устроившись в заднем ряду, сделал приглашающий жест дубинкой.
Что, черт возьми, здесь было смешного? Но ему ли выбирать? Руни пустил пробный шар:
— Всем привет! Спасибо, что зашли на огонек. С ва-а-ами… Джонни!
Он услышал, как кто-то из женщин хихикнул. Кто? Юджина Хамфри. Дай ей Бог здоровья!
И тут внутри у Джона что-то щелкнуло — как будто по электрической сети прошел первый разряд.
— Юджина, привет, как поживаешь, дорогая? — продолжил он, передразнивая ее манеру начинать утреннее шоу. Тогда ее по-настоящему взорвало, а вслед за ней — еще нескольких. Чарли Конлан широко ухмылялся.
Руни притворился, будто смотрит на часы.
— Что-то литургия у нас затянулась, — заметил он.
Раздались еще смешки.
— Знаете, что я больше всего ненавижу в этом городе? — разглагольствовал Руни, расхаживая взад и вперед перед алтарем. — Да и вам, наверное, знакомо это чувство, когда сидишь себе на похоронах старой подруги и вдруг — БАМ! — тебя берут в заложники!
Руни похихикал вместе с остальными, затягивая паузу для пущего эффекта. Недурно пошло, совсем недурно. Он чувствовал это каждым нервом.
— То есть сидишь себе в костюмчике, немного грустишь об усопшей и немного радуешься тому, что не оказался на ее месте… и тут — опаньки! Знаете, как это обычно бывает. Монахи у алтаря выхватывают обрезы и гранаты.
Смеялись почти все. Даже бандиты у задней стены похрюкивали. Смех волнами носился между стен.
Руни изобразил грегорианский напев и выхватил из-за пазухи воображаемую пушку, сделал испуганное лицо, побежал и спрятался за алтарем.
— «Вот, заберите мои бриллиантовые сережки, мне пора лететь», — запищал он, безупречно подражая Мерседес Фреер, и покатился по полу, держась за лицо и скуля, как раненый чихуахуа.
