– Но ты бы, Маруся, их опасалась. Они, видать, не собираются с тобой делиться.
– Вы хотите сказать, что…
– Тсс… Я ничего не хочу сказать, но благодаря мне ты пока вне опасности. Я человек честный и порядочный и ничего грязного делать никогда не буду…
– Ой! – Майя вздрогнула. Так вот что означают эти намеки! Марусю Кирсанову хотят у… – Мамочки!
– Не надо бояться. Просто, если чего-то захочешь, обращайся ко мне.
– Какая вы хорошая!
– Ничего, сочтемся потом. Ты уж не забывай, кто тебе помог, когда разбогатеешь.
Разбогатеешь! Майя всерьез задумалась о том, в какую непростую ситуацию она попала. Так вот зачем сюда ходят все эти люди! Решают какие-то свои проблемы.
– …Да ты ничего не кушаешь, детка!
– Аппетита нет.
– В таком юном возрасте надо хорошо кушать…
– …Ма шер, вы ведете себя неразумно. Сколько дорогих продуктов пропадает!
– Я к ним не привыкла.
– А к компоту из, простите, столовки, который стоит у вас на тумбочке, вы уже что, привыкли?
– К компоту да…
– Дорогая моя, почему ты не ешь пирожные с кремом?
– Меня что-то подташнивает. Здесь очень душно.
– Из-за духоты у тебя и аппетита нет? Тебя надо на свежий воздух, на дачу…
… – Маруся, ты совсем ничего не ешь.
– Спасибо, Нелли Робертовна, я не хочу.
– Смотри-ка, тебе и Олимпиада Серафимовна приносит соки и фрукты, и даже Вера Федоровна.
– И Наталья Александровна. Конфеты приносит. Пирожные. И… вы. И даже Настя вчера принесла шоколадку.
– Настя? Странно.
– Почему?
– На нее это не похоже. Она вообще-то девушка добрая, покладистая, но очень уж рассеянная. Когда я в прошлом году лежала в больнице, Настя никак не могла принести мне все точно по списку. Ей почему-то кажется, что больные должны есть копченую колбасу и чипсы. Причем все огненно острое, приправленное перцем. И вдруг шоколад… Странно. Я поговорю с врачом, чтобы тебе разрешили переехать на дачу…
– …А не рано, Нелли Робертовна?
– Девочка почти ничего не ест. Она бледненькая совсем. Исхудала.
– Что ж, она уже встает и вполне может самостоятельно передвигаться, но я все же советую вам поговорить с кем-нибудь из медсестер, чтобы и в вашем загородном доме за ней был соответствующий уход.
– Нет, спасибо, пока не надо. Мы все ее так полюбили, что готовы сами ухаживать.
Даже у доброй медсестры Майя не решилась попросить денег в долг, чтобы положить на телефон. Их дала Нелли Робертовна, которой Майя, смущаясь, изложила свою просьбу. И уж потом обратилась к медсестре:
– Вот мой номер. Положите, пожалуйста, деньги на счет. Я вас не забуду, не беспокойтесь.
В этот же день Майя услышала мамин голос и чуть не расплакалась.
– Мама? Алло? Мамочка, это я!
– Майя, девочка, это точно ты?
– Ну, конечно, я! Кто же еще?
– Голос у тебя какой-то странный. Ты что, плачешь?
– Нет, что ты! У меня все хорошо!
– Я уже начала волноваться. С утра сижу, жду звонка, как мы с тобой договаривались. Думаю: пора бы моей девочке позвонить. Прислала пару эсэмэсок, но толком ничего не написала. Сама звонить боюсь – вдруг ты на экзаменах? Не ответишь – я буду волноваться. Ты молодец, что позвонила. Как ты?
– Я же сказала: у меня все хорошо.
– Откуда ты звонишь?
– Из холла… училища.
– Как твои дела?
– Нормально.
– Когда экзамены?
– Скоро. Ты не волнуйся, мама, у меня все в полном порядке. Устроилась нормально, документы подала. Я долго не могу разговаривать, здесь очередь…
– Очередь?
– Людей вокруг много. В приемной комиссии работа кипит.
– Да, я понимаю. Значит, у тебя все хорошо?
– Да. У меня все хорошо. Через пару недель я приеду.
– Что, так все безнадежно?
– Конкурс очень большой. Даже больше, чем в прошлом году.
– Может, сразу заберешь документы?
– Нет, я еще в Москве немного побуду.
– Ну, хорошо. Все передают тебе привет, папа, братья…
– Спасибо.
– Успеха тебе.
– Спасибо. Я буду звонить.
– Возвращайся поскорее домой, Маруся.
– Да, мама. Я приеду. До свиданья.
– До свиданья.
– Целую. Все. Пока.
Майя вздохнула: вроде никто не слышал ее разговора с матерью. Хотя, что ж тут такого странного, если она звонит домой? Нелли Робертовна потому и денег дала.
И тут Майя сообразила: ведь Маруся Кирсанова тоже может позвонить домой! Или уже позвонила? И обман раскрылся. Но раз никто не приходит и не кричит, что в палате лежит самозванка, значит, Маруся так и не объявилась у своей московской родни.
Где она сейчас? С кем?
Ресторан в центре Москвы
– Эй, гарсон! Ту ти, ту, ту, ту.
– Дарлинг, зачем же чай, давай лучше по бокалу шампанского?
– Корнет, я тебя обожаю! Ты знаешь этот анекдот?!
– Я знаю все.
– С ума сойти! – рассмеялась Мария Кирсанова.
За те несколько дней, что они вместе, Эдик почти не видел ее трезвой. Впрочем, ему это было на руку. Его план сработал! Или почти сработал. Маруся влюбилась не на шутку.
– Ты классный мужик, корнет! – закричала она, когда официант принес заказанное Эдиком шампанское. – Вовремя я сошла с этого поезда!
– Не жалеешь? – Эдик накрыл своей ладонью ее руку и посмотрел ей в глаза так, как только он умел смотреть – обволакивающим взглядом, с томной полуулыбкой.
– Разве нам плохо вдвоем? И потом: у меня же уйма времени! Эсэмэску мамаше отбила, мол, не беспокойся, доехала, все в порядке. Папашино наследство от меня никуда не уйдет, а вот ты можешь смыться в любую минуту.
– Ты меня обижаешь, дарлинг.
– Дурацкое слово: дарлинг. Болотом лягушачьим попахивает: «мне, пожалуйста, кофе в постель, дорогой!», «с удовольствием, дорогая!» Тоска!
– А какое слово не дурацкое?
– Ну, например, милая, любимая, неповторимая. Звездочка моя, рыбка, зайка.
– Сентиментальность тебе вроде не свойственна.
– Так я ж шучу! Ах, какая это была ночь! С ума сойти!
– И ты неподражаема, звездочка моя.
