– А что тут такого? Я сказала правду!
Наталья Александровна недобро усмехнулась:
– Все правильно, дорогая моя: каждый за себя. Я, пожалуй, тебя поддержу, если Нелли признается в убийстве. Мне тоже есть что сказать. А ты молодец, не растерялась!
Эдик зевнул:
– Бедная Нелли! Но ведь за убийство в состоянии аффекта много не дадут, к тому же адвокат найдет много смягчающих обстоятельств. Как вы считаете?
На веранде повисла долгая пауза. Как-никак речь шла о члене семьи Листовых! Это же несмываемый позор! В таком благородном семействе – убийца! Еще и в газетах напишут! Журналисты любят описывать драмы в семьях знаменитостей, а Эдуард Листов был знаменитостью.
– Как мы будем смотреть Нелли в глаза? По сути, мы ее предаем, – вздохнула Олимпиада Серафимовна.
– Кого-то придется слить, бабушка, – жестко сказал Эдик. – Если у тебя есть другой вариант…
– Тссс! – прислонила палец к губам Наталья Александровна. – Тише! Идут!
Все замерли. Вновь появившийся на веранде капитан Платошин хмуро сказал:
– Наверх пока попрошу не подниматься. Сидите здесь.
– Это еще почему? – Олимпиада Серафимовна гордо выпрямила спину. – Это наш дом. И мы имеем полное право…
– Она умерла. Лежит в своей комнате на кровати, пульс не прощупывается. Дверь была открыта, я постучал несколько раз, потом вошел и… Следов насильственной смерти на первый взгляд не обнаружено, остальное скажут эксперты. Сейчас приедут следователь и патологоанатом. И кстати, насчет обвинения в убийстве: вот как раз отпечатков Нелли Робертовны Листовой на пистолете, из которого был убит потерпевший, обнаружено не было. И я не думаю, что когда люди ссорятся, один из них сначала надевает перчатки, чтобы позаботиться об отсутствии отпечатков пальцев, а потом стреляет в другого.
– Умерла! Тетя умерла! – воскликнула Настя. – Я не хотела этого! Не хотела!
– Какой кошмар! – Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. – Одна трагедия за другой! Я этого не переживу! Оля, Оленька! Где вы? Где мое лекарство?
И тут все поняли, что лекарство домработнице нужно гораздо больше, чем ее хозяйке. Ольга Сергеевна стояла, обессиленно прислонившись к стене, а с подноса, который она держала в дрожащих руках, капал разлившийся чай.
Э. Листов «Васильки», холст, масло
Эту скромных размеров картину муж подарил обожаемой им тогда Нелли в первый год совместной жизни сразу же после свадьбы. А до того тянулись томительные годы ожидания: Эдуард Олегович был несвободен. Жена о его романах догадывалась, но держалась за Листова, потому что сделала на него ставку. Нелли Робертовне долго не было места в жизни любимого, а когда это место наконец нашлось, она была на седьмом небе от счастья, даже не подозревая тогда, чем все закончится.
Познакомились они на Арбате, где мало кому известный художник пытался продать хотя бы одну из своих картин, чтобы заработать немного денег. Тогда Листов жил скромно, и блестящего будущего ничто не предвещало. Его картины почти никто не покупал, и были они такие же, как и все остальные, выставленные на продажу по всему Арбату: банальный ширпотреб. Нелли, как начинающий искусствовед, прекрасно знала им цену, хотя и была еще совсем юна и неопытна. Но чтобы разбираться в таких вещах, большого опыта и не надо. Не цепляет, и все. Индивидуальности нет, души нет. И, разумеется, имени, которое на такой откровенной пошлости не заработаешь.
Она случайно поймала взгляд сидящего на складном табурете художника и застыла на месте. Столько в нем было отчаяния и надежды на то, что придет и другое время, его время. Листову перевалило за сорок, но он не переставал надеяться. И именно после сорока к нему пришла та особая мужская привлекательность, которая сделала его неотразимым для женщин. И юная Нелли не устояла.
– Я беру это, – показала она на «Васильки», простенький блеклый натюрморт, полевые цветы в кувшине с отколотой ручкой. Почему-то эта ущербная ручка и зацепила Нелли за живое: не все так безнадежно. Отколотый кусок стекла – это протест. Обывателю нужен товар с иголочки, букет так букет, ваза так ваза, а румяные яблоки на блюде такие, чтобы в рот просились. А этот кувшин бедняга никогда не продаст.
– Я беру, – повторила Нелли, мгновенно решив, что отдаст все свои сбережения. Надо хоть как-то его поддержать.
– Вы даже не спросили, сколько она стоит, – усмехнулся художник.
– Все равно. Я беру.
Денег за картину Эдуард Листов с нее так и не взял. Сначала между ними завязалась беседа, потом они долго гуляли, заглянули в кафе, а потом… «Васильки» были забыты, у Нелли с Листовым начался бурный роман. После долгих лет ожидания состоялась не менее долгая и трудная процедура развода Эдуарда Олеговича с первой женой, размен квартиры, дележ имущества…
Нелли буквально заставляла себя верить, что у мужа есть талант. Она думала, что если будет рядом, то талант этот со временем разовьется, наберет силу, и Эдуард Листов станет великим художником. Она не ошиблась в своих ожиданиях. Листов стал знаменитостью. Но теперь она думала: а Листов ли? Похоже, он всего лишь талантливый копиист.
«Васильки» она повесила в спальне, как отправную точку в своих отношениях с мужем: с этого все началось. Этим же и закончилось. Мертвые глаза Нелли Робертовны теперь смотрели на «Васильки».
Покосившись на блеклый пейзаж, судмедэксперт приступил к осмотру тела и замеру антропометрических данных.
Платошин, нагибаясь :
– Глянь-ка сюда. Крошево, по виду, предположительно, стекло. Похоже на раздавленную ампулу, а?
Судмедэксперт:
– Похоже… Приобщим к делу. Что бы я понимал во всей этой живописи! Вроде ничего особенного, а говорят, гений. А? Николаевич?
Платошин:
– Да и черт с ним: гений так гений. Он своей смертью умер, поэтому мне до него нет дела. А труп – это труп. Второй в этом доме, между прочим. Это уже моя работа. Первым делом подозрение падает на домработницу, она принесла хозяйке кофе. Что там, Пал Палыч? Навскидку? Чтобы времени зря не терять. Допросить по горячим следам.
Судмедэксперт:
– Предположительно, ее отравили цианистым калием. В чашке остатки кофе, явственно ощущается запах миндаля. Или она сама приняла яд. Это уж следствие должно установить.
Платошин:
– А вдруг она кофе с ликером пила? С «Амаретто», например? Тоже ведь миндаль. А умерла от остановки сердца? А?
Судмедэксперт :
– На трупе есть характерные следы отравления ядом. Это убийство или суицид. Но никак не естественная смерть. Что я, трупов не видел?
Платошин:
– Видел, верю. Я бы предположил, что это было преднамеренное убийство, учитывая раздавленную ампулу. Значит, в комнате был посторонний. Цианид, как известно, может храниться только в запаянных ампулах, а на свету разлагается и превращается в безобидный поташ. А у нас имеются осколки стекла на полу. Из чего можно сделать вывод, что убийца, пока жертва была чем-то занята, вскрыл ампулу, всыпал цианид в кофе, но улику с собой не решился унести, просто-напросто раздавил ампулу каблуком, чтобы мы не могли определить маркировку. Такая вещь, как цианистый калий, состоит на строгом учете.
